Склонение. Секрет - [2]

но этот сон я помнить не могу.

* * *

он – кремень из непращи

он – ремень из непроще

в нём тебе мы не прощаю

потому что не хотят

громким голосом кричат

приходите тётя мама

нашу лодку раскачать

потому что потому

что кончается на у

на углу проспект Науки

и Гражданского уму

будет горе мы поплачем

и поборемся мы с ней

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

чтоб трястись нам от озноба

мы с тобой пойдём на дно

за одно или за оба

за одно иль заодно

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

лодка встала в лужный лёд

и пошёл подлёдный плов

заводите полиглотки

да подблюдную без слов:

как на Мужества по слухам

будет царская уха

бородатая старуха

там минтая потроха

чистит-чистит на газету

где «Вечерний» и труха

бросит пусть газету эту

тот кто первый без греха

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

этот город виноват

добрый город виноград

где нелёгкая носила

нелегальный эмигрант

ты ему – чего уж проще –

погребальная парча

бледножёлтая пороша

белоснежная парша

ты его не позабудешь

он сестрой тебе и брат

ты его сама построишь

ты придёшь в него обратно

ты уйдёшь в него назад

в школьной форме в детский сад

там куда гулять водили

в зимний день в нелётный ад

как двенадцать арапчат

а с платформы говорят: это город Камнеград

для проформы повторяю: это город Камнепад.

Секрет

я потом у других о таком читала

знать бывает такое если люди пишут

голова чужая совсем на блюде

западает рот и не имет пищи

и не имут сраму голого тела

в себя oчки ушли

и вельми белесы

и не видно ими ни бельмеса ни мимо

зрачки вместо точек

подбородок исчез только имя осталось

да усталость берёт

бель-ами уже кличут уж и уши вянут

и мочек нету

зря восток на запад очес чарователь

даром западло в острог не ворочен

клетчатой рубахи да из кровати

для свою мyку а могла б короче

для своей мyки стоило ль стараться

стариться стираться седеть старче

надобно ль тебе а я б с тобой сидела

недоумевала и не узнавала:

то что было и?но – в инее и ярче

то что было – в ярости потаённо-белой

то что было чёрным – бельмами казалось

что казалось дрожью – другим враждовало

что казалось другом – дорого мне было

что казалось было – как не бывало

может я потом о таком у Фета

где-то в стихах и встречала

или ещё у какого поэта

а сама кричала о том молчала

это неправда это

* * *

Никто не хотел ложиться

Никто не хотел и вставать

Бел перстенёк был с ядом

часовых и минутных стрел

Никто не смотрел на стрелки

как будто встали оне

Надет был перстень с часами

на одно из двух голых тел

Я думала сяду рядом

сейчас зачерпну из котла

черепа третью ложку

счастья из щавеля?

На дне суповой тарелки

большая пустая кровать

Над ней – жавeлевы воды

Никто не хотел всплывать

Персть не шевелясь лежала

и не желала встать

Канотье истлевало на тате

пока не сгорело дотла

Надежда былая на перстень

и стрелы его пополам

делили белое поле

как плотью – мадаполам

И в шесть я надела платье

и долго думала: жди

и прошлой и будущей доли

Но кто же хотел лжи и жить

* * *

так оно и бывает

вконец заврались

нельзя говорить и писать

один пусть в сетях

а другая в нетях

пребывают по льду скользя

вензеля выводя на стоячей воде

полозья коньков везя

по катку в том городе, что нигде

две пары железок ли, железяк

совру, как ни скажу

водяному полозу или ужу

подо льдом вольготно, не нужно лгать

сиди в стекле – и Анзельм

а у меня порвались колготки

и не лёд, болотная гать

так, персидские жалюзи

зряшной ревности твой настил

по-над небом неверных путей

кто-то змея бумажного упустил

в эту топь чернильных затей

* * *

сколько можно о правде теперь о другом

есть ведь ещё секрет

там под кустом чабреца сокрыт

от слепоты землицей что крот

коричневым творогом

осколки бутылок пивных серебро

пачки из-под сигарет

ржавой железкой вспаханный грунт

замок на грибницы грот

сикль выпал ребром

кто о неграбленном о добре

в шёпоте общих утрат

утра без четверти три

в поте лица сотрёт

в щепоти дышит чабрец

хрусталик невинный в триста карат

дoнца упрячет без век

радужку клада гробницы зевок

прозрачной ладонью прикрыв от зевак

небес прозрачней стократ

усталых

сквозимою кровью червяк

провидит его и без вех

зелёный и жёлтый без часовых

и золотой на словах

трёх-четырёх человек

* * *

сперва любовь потом ея предмет

а прежде бабушка и мама

и вот теперь души моей собака

но ты не покидай меня мой друг

два года собираю я примет

приданое из ветоши и хлама

в дорогу года два как собираясь

и спят живые с мёртвыми вокруг

не успеваю тянется чулком

червь дождевой из ящика полгода

как будто это из носка резинка

а то вдруг дырка и ищи другой

успеть к успению наметивши мелком

покуда не испортится погода

хотя б к хвосту товарного состава

дышать в последний угольной пургой

бывает скажут пол помыть

мельком

взгляну в окно спешу спишу три слова

прошло полсотни лет а я хотела кофе

я помню два из них: не покида

кого-то рвёт какао с молоком

и я стою в детсадовской столовой

потом стою у платяного шкафа

мне нечего надеть и никогда

а комната кривится за спиной

и города меняет за стеной

я помню что уже пришли за мной

там в стране далёкой буду я тебе иной