Склирена - [2]

Яркий румянец разлился по смуглому лицу Склирены; очевидно, ее призвали лишь затем, чтобы оскорбить… Однако, она овладела собой и спокойно заметила:

— Быть может, император найдет Вурцу достойным…

— Оставайся красивою игрушкой, — резко перебила ее царица, — и предоставь нам решать, кто на что способен.

Склирена снова вспыхнула.

— Я знаю, — колко заметила она, — достойным окажется тот, кто даст тебе тысячу червонцев за свое назначение.

— А если бы и так! — возразила Зоя — и голос ее возвысился до крика. — Мономаху нужны деньги, чтобы дарить направо и налево самоцветные камни или полные червонцев кувшины[3]. Когда в казну всасываются голодною пиявкой…

— Я уйду, — твердо сказала Склирена, поднимаясь с места, — ты призвала меня лишь затем, чтобы оскорбить. Ты жалишь, пользуясь отсутствием императора, но я не боюсь тебя: ты ничего не можешь мне сделать.

— Как ты смеешь так говорить со мною? — также поднимаясь с места, закричала Зоя. — Думаешь ли ты, что я не сумею заставить тебя молчать?! Знай, что все вооружены против тебя: мы — императрицы, царевны; патриарх… он не сегодня-завтра отлучит тебя от церкви… Помни, что ты держишься лишь благодаря моей доброте, ничтожное создание!..

Кровь бросилась в голову Склирены.

— Августейшая, я стану слушать тебя, когда ты будешь говорить, как подобает императрице…

Гордо повернувшись, она пошла к дверям. Гневным взглядом провожала ее взбешенная старуха.

— Смотри, августейшая! — крикнула Зоя, когда она выходила уже в соседнюю комнату.

Все бывшие в Гармонии поднялись при появлении любимицы императора и невольно слышали резкий, раздраженный голос старухи.

— Смотри, августейшая, не опоздай завтра к обедне, как сегодня опоздала к вечерне.

Прикусив губу, быстро прошла Склирена в свои покои.

«Не увидишь ты меня завтра у обедни, — вся дрожа от волнения, думала она, снимая повязку, дорогие запястья и перстни. — Пусть ждет меня в церкви и злится, старая ханжа».

— Евфимия! — обратилась она к одной из служанок, безмолвно помогавших ей раздеваться. — Чтобы на рассвете была подана лодка к дворцовой пристани. Ты и Херимон поедете со мною на Принкипо. Приготовь все нужное.

Глубокое изумление, даже страх, отразились на лице Евфимии.

— На рассвете?! Но, ведь, двери Священного дворца еще заперты… — пробормотала она, — и ключи хранятся у папии (главного ключаря)…

— Херимон с вечера сходит к папии и скажет ему, что я на рассвете хочу выехать на прогулку. Если папия попробует помешать мне — он ответит перед самим царем. Ведь не в тюрьме же я, наконец…

— Но, — попробовала еще возразить Евфимия, — ты забыла, Севаста, — завтра воскресение… выход августейших к обедне.

— Пускай Зоя и Евпрепия молятся, сколько хотят. Я буду отсутствовать.

— О, Господи, что скажут!.. — растерянно произнесла Евфимия.

Лицо Склирены вспыхнуло гневом.

— Слушай, что приказано! — строго крикнула она.

Отпустив служанок, она села у окна. Тишина стояла вокруг, все объято было мирным сном, но не было тишины в сердце красавицы.

Мысли ее невольно обратились назад — к длинному ряду прожитых годов. Вся жизнь ее вспоминалась ей с мелкими подробностями, точно в далеком прошлом хотела она найти ответ на вопрос что ей делать?

Она видит себя девочкой, после смерти родителей привезенною к брату Василию Склиру. Он был почти на двадцать лет старше сестры; женатый на племяннице царствовавшего в то время императора Романа III Аргира (первого мужа Зои), он занимал высокую придворную должность протостратора. Василий Склир был слеп; еще царь Константин VIII (отец Зои) велел выколоть ему глаза за попытку убежать из заключения, куда он попал за поединок. Девочка помнит, какое впечатление произвели на нее огромные залы и галереи дворца, его тенистые сады, как ее удивляла слепота брата… Красивого ребенка скоро все узнали и полюбили во дворце; сам император — высокий, худощавый старик — не раз ласкал малютку и гладил ее шелковистые черные волосы; только императрица Зоя, тогда еще моложавая пятидесятилетняя женщина, внушала девочке невольную боязнь — она никогда не любила детей.

Склирена росла среди роскоши дворцовой обстановки; лучшие учителя занимались с нею грамматикой, риторикой и философией. На пятнадцатом году ее необыкновенная красота привлекала общее внимание. Одному из богатейших вельмож Византии удалось получить ее руку. Он увез Склирену в свои имения. Но не прошло и двух лет, как скоротечная чахотка унесла его в могилу. Потеряв супруга, семнадцатилетняя вдова вернулась к брату, под кровлю священного дворца.

Никто не мог соперничать со Склиреной: правильные черты ее лица, глубокие черные глаза, стройность и грация движений невольно останавливали взоры. Она знала, что Склиры — один из знатнейших родов Византии, что родной ее дед — знаменитый полководец Варда Склир, долго оспаривал престол у Василия II Болгаробойцы. Это сознание проглядывало во взоре ее, в сдержанной улыбке, в величавом повороте головы. Она привыкла к роскоши и почестям; ее свободный разговор дышал уверенностью и спокойствием, искрился блестками остроумия и смелостью мысли.

За два года отсутствия ее, двор совершенно изменил свои характер. Еще при ней умер император Роман III, — как говорили, отравленный своею супругой. Он скончался в ночь на Великий Четверток, и Зоя в ту же ночь обвенчалась с Михаилом Пафлогонянином, который и взошел на престол под именем Михаила IV. Молодой и красивый император годился своей супруге в сыновья; он страдал падучею болезнью, а потому все дела перешли мало-помалу к его брату, монаху Иоанну — евнуху. Для Зои настали невеселые дни; деверь держал ее как в темнице; она не могла без его позволения выйти из своих покоев, принять у себя гостя. Михаил IV показывался редко: припадки падучей болезни все чаще и чаще мучили его. Когда необходимо было появиться перед народом, то вокруг трона вешали занавес, который быстро задергивали, чуть лицо императора искажалось приближением припадка. Он проводил время с отшельниками и монахами, странниками и юродивыми, омывал им ноги, укладывал их спать на свое царское ложе, а сам проводил ночи на голых камнях. Империей полновластно распоряжался Иоанн; казни, ссылки и пытки тянулись бесконечной чередой.