– Мы много времени не отнимем... Минут двадцать... Много? Пятнадцать – хорошо?
Девчонки стучат по клавиатурам компьютеров. Они тихо здороваются, почти не поворачивают ко мне голов. Я больше не играю роли в их напряженной жизни.
Лиза, Надька, Анечка. И новенькая Таня. Я учила ее весь этот месяц.
Выхожу из кабинета, и почти никто не замечает моего ухода. Только Данка снова – уже на прощание – кивает, говоря в трубку:
– Я с ним уже договорилась, да. Проблем? Нет, конечно, не будет проблем...
Спускаюсь по лестнице, украдкой ведя рукой по шершавой стене – прощаюсь с офисом. Мне грустно уходить, несмотря на то, что происходило здесь весь этот год.Слепну от яркого весеннего солнца и только потом вижу темный силуэт на крыльце: Дима, с камерой в объемистом кофре, висящем на плече, раскуривает сигарету.
– Привет,– говорю я.
– Привет,– он оборачивается.
– Ухожу...
– Да? Уже? Что ж...
– Будем прощаться?
– Да. Пока. До свидания.
Дима курит. Я просто стою рядом с ним, вдыхая знакомый запах табачного дыма. Мы видим, как с проспекта поворачивает во двор кортеж губернатора – несколько дорогих, черных, приземистых машин.
– Куда теперь? – грустно улыбаясь, спрашивает Дима.– Конвейер? Гофрированный картон?
Я вижу, как из машины выходит губернатор. Его пальто так ново, черно и чисто, что яркий свет и брызги весенней грязи просто не могут его коснуться. Наклонив голову, делая вид, что во дворе нет никого, кроме него самого, губернатор проходит мимо нас.
– Нет. Мне кажется, что картон останется здесь.
Перехожу дорогу: отсюда можно увидеть здание офиса целиком. Дом будто надел солнечные очки. Окна его слепнут от яркого света. Зеленые губы вывески равнодушно поджаты.
Раз так, я тоже не хочу на него смотреть.
Жду троллейбуса в компании солнечных зайчиков. Зайчики мечутся по изломам льдинок, делая вид, что боятся порезаться об их острые грани. Но на самом деле они просто играют.
