Складни - [2]

. . . .

Стрелка будет показывать семь…

^{11 декабря 1908}

ДОЖДИК

Вот сизый чехол и распорот,

Не все ж ему праздно висеть,

И с лязгом асфальтовый город

Хлестнула холодная сеть…

Хлестнула и стала мотаться…

Сама серебристо — светла,

Как масло в руке святотатца,

Глазеты вокруг залила.

И в миг, что с лазурью любилось,

Стыдливых молчаний полно,

Все темною пеной забилось

И нагло стучится в окно.

В песочной зароется яме,

По трубам бежит и бурлит,

То жалкими брызнет слезами,

То радугой парной горит.

. . . .

О нет! Без твоих превращений,

В одно что-нибудь застывай!

Не хочешь ли дремой осенней

Окутать кокетливо май?

Иль сделаться Мною, быть может,

Одним из упрямых калек,

И всех уверять, что не дожит

И первый Овидиев век:

Из сердца за Иматру лет

Ничто, мол, у нас не уходит

И в мокром асфальте поэт

Захочет, так счастье находит.

^{29 июня 1909}

^{Царское Село}

ДВА ПАРУСА ЛОДКИ ОДНОЙ

Нависнет ли пламенный зной

Иль, пенясь, расходятся волны,

Два паруса лодки одной,

Одним и дыханьем мы полны.

Нам буря желанья слила,

Мы свиты безумными снами,

Но молча судьба между нами

Черту навсегда провела.

И в ночи беззвездного юга,

Когда так привольно — темно,

Сгорая, коснуться друг друга

Одним парусам не дано…

¹⁹⁰⁴

ДВЕ ЛЮБВИ

С. В. ф. — Штейн

Есть любовь, похожая на дым:

Если тесно ей — она дурманит,

Дай ей волю — и ее не станет…

Быть как дым, — но вечно молодым.

Есть любовь, похожая на тень:

Днем у ног лежит — тебе внимает,

Ночью так неслышно обнимает…

Быть как тень, но вместе ночь и день.

ЕЩЕ ЛИЛИИ

Когда под черными крылами

Склонюсь усталой головой

И молча смерть погасит пламя

В моей лампаде золотой…

Коль, улыбаясь жизни новой

И из земного жития

Душа, порвавшая оковы,

Уносит атом бытия,

Я не возьму воспоминаний,

Утех любви пережитых,

Ни глаз жены, ни сказок няни,

Ни снов поэзии златых,

Цветов мечты моей мятежной

Забыв минутную красу,

Одной лилеи белоснежной

Я в лучший мир перенесу

И аромат и абрис нежный.

* * *

— Сила господняя с нами

Снами измучен я, снами…

Хуже томительной боли,

Хуже, чем белые ночи,

Кожу они искололи,

Кости мои измололи,

Выжгли без пламени очи…

— Что же ты видишь, скажи мне,

Ночью холодною зимней?

Может быть, сердце врачуя,

Муки твои облегчу я,

Телу найду врачеванье.

— Сила господняя с нами,

Снами измучен я, снами…

Ночью их сердце почуя,

Шепчет порой и названье,

Да повторять не хочу я…

* * *

^{(Вариант)}

Сила господняя с нами,

Снами измучен я, снами…

Снами, где тени не вьются,

Звуки не плачут, и слезы,

Даже и слезы не льются,

Снами, где нет даже грезы…

Снами, которым названья

Даже подобья не знаю,

Снами, где я расставанье

С жизнью порой начинаю.

ИЗ ОКНА

За картой карта пали биты

И сочтены ее часы,

Но, шелком палевым прикрыты,

Еще зовут ее красы…

И этот призрак пышноризый

Под солнцем вечно молодым

Глядит на горы глины сизой,

Похожей на застывший дым…

ИЗ ВЕРЛЕНА

Мне под маскою рыцарь с коня не грозил,

Молча старое сердце мне Черный пронзил,

И пробрызнула кровь моя алым фонтаном,

И в лучах по цветам разошлася туманом.

Веки сжала мне тень, губы ужас разжал,

И по сердцу последний испуг пробежал.

Черный всадник на след свой немедля вернулся,

Слез с коня и до трупа рукою коснулся.

Он, железный свой перст в мою рану вложив,

Жестким голосом так мне сказал «Будешь жив»

И под пальцем перчатки целителя твердым

Пробуждается сердце и чистым и гордым.

Дивным жаром объяло меня бытие,

И забилось, как в юности, сердце мое.

Я дрожал от восторга и чада сомнений,

Как бывает с людьми перед чудом видений.

А уж рыцарь поодаль стоял верховой;

Уезжая, он сделал мне знак головой,

И досель его голос в ушах остается:

«Ну, смотри. Исцелить только раз удается».

К МОЕМУ ПОРТРЕТУ

Игра природы в нем видна,

Язык трибуна с сердцем лани.

Воображенье без желаний

И сновидения без сна.

К ПОРТРЕТУ А. А. БЛОКА

Под беломраморным обличьем андрогина

Он стал бы радостью, но чьих-то давних грез.

Стихи его горят — на солнце георгина,

Горят, но холодом невыстраданных слез.

К ПОРТРЕТУ ДОСТОЕВСКОГО

В нем Совесть сделалась пророком и поэтом,

И Карамазовы и бесы жили в нем,

Но что для нас теперь сияет мягким светом

То было для него мучительным огнем.

КОНТРАФАКЦИИ

ВЕСНА

В жидкой заросли парка береза жила,

И черна, и суха, как унылость…

В майский полдень там девушка шляпу сняла,

И коса у нее распустилась.

Ее милый дорезал узорную вязь,

И на ветку березы, смеясь,

Он цветистую шляпу надел.

. . . .

Это май подглядел

И дивился с своей голубой высоты,

Как на мертвой березе и ярки цветы…

ОСЕНЬ

. . . . .

И всю ночь там по месяцу дымы вились,

И всю ночь кто-то жалостно чуткий

На скамье там дремал, уходя в котелок.

. . . . .

А к рассвету в молочном тумане повис

На березе искривленно — жуткий

И мучительно-черный стручок,

Чуть пониже растрепанных гнезд,

А длиной — в человеческий рост…

И глядела с сомнением просинь

На родившую позднюю осень.

Л. И. МИКУЛИЧ

Там на портретах строги лица,

И тонок там туман седой,

Великолепье небылицы

Там нежно веет резедой.

Там нимфа с таицкой водой,

Водой, которой не разлиться,

Там стала лебедем Фелица

И бронзой Пушкин молодой.

Там воды зыблются светло,

И гордо царствуют березы,

Там были розы, были розы,

Пускай в поток их унесло.

Там все, что навсегда ушло,

Чтоб навевать сиреням грезы.

. . . . .

Скажите: «Царское Село»

И улыбнемся мы сквозь слезы.

ЛИРА ЧАСОВ