Скиталец - [8]

Когда Гуттманн в 1945-м после освобождения объявился в Будапеште, то мог изъясняться по-португальски. До своего «исчезновения» он этого языка не знал, а владел «только» венгерским, немецким, английским и испанским. Это подтверждали те, кто был знаком с Гуттманном до войны и встречал его в Венгрии сразу после нее.

Подкрепляет свою гипотезу Тегельбеккер еще и тем, что в Бразилии с 1937-го работал Изидор «Дори» Кюршнер, хороший знакомый Гуттманна по МТК, человек, сотрудничавший с Джимми Хоганом и разделявший его игровые идеи. Кюршнер был старше Гуттманна, получил известность на континенте как тренер в 20-е и 30-е годы, когда работал с цюрихским «Грассхоппером» и трижды приводил его к чемпионскому званию (1927, 1928 и 1931). Политическая ситуация в Европе тридцатых годов Кюршнеру не нравилась, и он подался за океан. С марта 1937-го «Дори» возглавил «Фламенго», центрфорвард которого Леонидас следующим летом поразил весь футбольный мир на ЧМ-38 в Италии. Ассистентом Кюршнера в клубе был Флавио Коста, знаменитый в прошлом футболист, будущий тренер «Фламенго» и сборной Бразилии на ЧМ-50.

Считается, что Кюршнер первым внедрил на бразильской земле прогрессивную на то время тактическую модель W-M. Во всяком случае, бразильцы этого не отрицают; соглашаются в принципе, что до этого гоняли мяч как бог на душу положит, а Флавио Коста отзывался о Дори «Крушнере» (так легче, наверное, было выговаривать фамилию) как об учителе и старшем друге.

Вот к нему, как считает Тегельбеккер, вполне мог отправиться Гуттманн, а поскольку 55-летний Кюршнер, имевший проблемы с сердцам, в 1940 году (дата неточна — возможно, позже), не выдержав жаркого влажного климата, умер, то и Гуттманн, мол, оказался не у дел.

Документальных подтверждений пребывания Белы в годы войны за океаном, пусть хотя бы разового упоминания мелким шрифтом в какой-либо бразильской газете, исследователи жизни Гуттманна не нашли.

По другой версии, в которой сомневается Тегельбеккер, Гуттманн оставался в Венгрии вплоть до 1944 года, когда страну оккупировала германская армия.

Венгры «своих» евреев, хоть и ограничили в правах и всячески притесняли, но массово до прихода немцев не уничтожали. Вывоз венгерских евреев в концлагеря для «окончательного решения» начался лишь 1944-м. Под эту кампанию попал и брат Белы Гуттманна, yмерший в лагере в начале 1945 года.

Так что даже Енё Чакнади 1964-м вынужден был ограничиться лаконичной фразой: «Во время войны на долю Гуттмана выпали такие же испытания, как и для миллионов других европейских современников. Не больше и не меньше. Он остался жив». Другие биографы тем более ничего не накопали.

БИТВА С КОЛБАСНИКАМИ

Первой командой, в которой Гуттманн начал работать в родном Будапеште сразу после окончания войны, был «Вашаш». Оттуда Бела очень скоро уше л из-за разногласий с руководс твом. Это был мужественный шаг.

Надо представить себе послевоенную обстановку в Будапеште. Скажем, продовольственную. Харчи, то есть определенное е количество муки и жиров, вы давались строго по карточкам. Hа черном рынке можно было, конечно, приобрести всё что угодно, но по заоблачным, разумеется, ценам. В Венгрии, как и во всей Европе, свирепствовала инфляция..

«Вашашем» в 1945-м (напомню, что местные коммунисты в Венгрии еще не пришли к власти и политическую и хозяйственную ситуацию можно охарактеризовать фразой «неразбериха под присмотром оккупационных войск») руководили люди, производящие продукты питания и торгующие ими. Гуттманну по контракту пообещали платить половину зарплаты натурой, то есть картошкой, мукой, сахаром, даже мясом. При этом люди из клуба гарантировали, что ни в коем случае не будут вмешиваться в тренерские дела. Но функционеры народ такой, который хочет руководить всем и вся.

Особенно доставали Белу два члена правления, владельцы колбасного цеха. Им обязательно за день до игры нужно было знать хотя бы состав команды. Зачем — они не говорили. Надо, и всё!

Бела регулярно посылал их подальше. Он был тверд в убеждении, что тренер не имеет права разрешать садиться себе на голову ни игрокам, ни начальству.

…Гуттманн, как считают его биографы, был одним из тех, кто настойчиво продвигал престиж тренерской профессии и считал, что если дал слабину хоть раз, пиши пропало.

После победы в Кубке Митропы популярной стала фраза-девиз, которой на протяжении тренерской карьеры руководствовался Гуттманн; ему приписывают следующее изречение: «Kuscht der Star, kuscht die Mannschaft».

Красиво перевести это с немецкого можно как «укротишь звезду — укротишь команду». В данном случае «кушт» происходит от команды из арсенала дрессировщиков собак: «Куш!» — «Лежать!» Функционерам «куш» не скажешь, поэтому Гуттманн всегда старался выстроить точные социальные отношения и установить дистанцию, разграничив полномочия и компетенцию. Если давление и условия становились нестерпимыми, он доказывал свою правоту «ногами». Впоследствии он даже выработал теорию, что больше двух лет на одном месте работать нельзя…

Так вот эти два колбасника, возмущенные неуступчивостью тренера («Кто тут, в натуре, главный?»), через знакомых журналистов стати запускать в прессу разные неприятные «утки». Гупманн высказал этим ребятам всё, что о них думает, после чего из команды ушел, лишившись, само собой, куска хлеба. В прямом смысле. Он и позже неоднократно доказывал, что независимость и самоуважение для него гораздо важнее, чем материальные условия. Бела любил повторять: «Я не марионетка…»