Скиталец Ларвеф. Повести - [36]

— А вы не преувеличиваете, Арид?

— Наоборот. Я преуменьшаю.

Он бросил взгляд на автоматический справочник.

— Как поживает ваш Эрудит?

— Отлично.

— Как работает?

— Бесперебойно.

— Бедняга!

— Чуточку тише. Я очень прошу. Он не любит, когда его жалеют.

— А как его не жалеть? Все изменятся, а он останется прежним.

— Ничего. Мы подновим его программу.

— Дело не только в программе, а в точке зрения на мир. Разве дильнейцы, обретшие долголетие, будут точно так же мыслить, как мыслили они вчера?

Вся история прошлого покажется им крайне странной и во многом непонятной.

Им прежде всего будет непонятно, как их предки могли откладывать срочные дела, когда рамки их бытия были столь узкими. Но идемте, Эроя. У нас есть возможность поговорить и в вездеходе.

Автомат-водитель открыл дверцы вездехода.

— Ну, как настроение, Кик? — спросила Эроя водителя.

— Самое бодрое.

— Ну вот. Кик. Сегодня бодрость — это тот идеал, к которому стремимся и мы с Аридом.

Водитель сел на свое место, и вездеход стал набирать скорость.

САМА СКОРОСТЬ

А потом много лет спустя они оба — Арид и Эроя с чувством грусти вспоминали свою поездку, с чувством грусти, смешанной с легкой радостью.

Они то мчались, обгоняя минуты и секунды, то замедляли движение вездехода так, что могло показаться: они не летели, а шли. Шли!

Они шли, и мир шел вместе с ними. Они мчались, и мчался мир, почти развеществляясь и превращаясь в движение, в абстракцию, в кружащийся фон.

Они плыли, и плыла Дильнея, как облако, и плыли леса и горы, слегка покачиваясь как отражение в прозрачном озере, и все становилось музыкой: трава и небо, деревья и реки, дно озер и морей.

Они летели-сама быстрота и скорость, и от страшной скорости срастались времена года, сливались зима и лето, весна и осень. Движение вездехода как веер развертывало пространство и время.

Крыло ласточки. Верхушка горы, леденящей дыхание.

Дно моря с синими, розовыми, оранжевыми его обитателями. Гром. Молния.

Снегопад. Ливень. Звон падающих капель. Снежная тропа, соединившая жаркую пустыню с прохладной поляной, по которой скачут зайцы, высоко поднимая свои пушистые тела. Водопад. Грохочущая, стонущая, поющая громада, вода, обрушившаяся со скал в долину. Следы в снегу. Озеро в кратере потухшего вулкана. Просека. Удивленная голова жирафа. Медведь, с ревом выскочивший из берлоги. Стремительный бег вспугнутой лани. Пчелиный улей.

Ладонь лесника. Полевые цветы от горизонта до горизонта, Одни цветы. Как будто на свете нет ничего, кроме цветов.

— Не слишком ли ты спешишь. Кик? — сказала Эроя, — Если не трудно, замедли мгновение.

Кик включил аппарат, изобретенный отцом Эрой Эрономстаршим. Теперь они оба, Эроя и Арид, глядели на мир сквозь «лупу времени». Бытие замедлило свой темп. Другой ритм жизни, знакомый только бабочке или пчеле, охватил их сознание. Время, казалось, остановилось. Согласно ритмам и темпам замедленного времени, уже никуда не спешило самое быстрое в их существе — их мысль. Минута растянулась невыразимо, превратилась в день.

Ласточка в небе остановила свой полет. Медленно-медленно, сорванный ветром, падал лист с ветки. В только что бешено мчавшемся ручье вдруг застыла вода, замедлив течение. Где-то куковала кукушка. Звуки растянулись, замедлились, таяли, таяли и никак не могли растаять.

— Кик! — сказала Эроя водителю.

— Мы превратились в твоих братьев.

— У меня нет ни братьев, ни сестер, — возразил автомат.

— А вещи? Разве они не в родстве с тобой, не в дружбе?

— Нет! Вещи замкнуты в своем остановившемся застывшем ожидании. Они не говорят и не мыслят.

— В ожидании? Но чего они, собственно, ждут?

— Того же самого, чего жду и я, — чтобы их одушевили.

— Я знаю, ты ждешь, когда к твоей программе подключат живую, веселую душу?

— Вы мне обещали.

— Не все обещания легко выполнимы. Кик. Иные из них относятся к тем иллюзиям, которыми мы тешим себя. Но довольно тишины и покоя! Вези нас туда, где движение, в центр цивилизации.

— А вы мне достанете душу?

— Иногда я готова вынуть свою и отдать тебе. Но у меня женская, слабая душа. А тебе, Кик, надо мужскую. Ну, трогайся, не клянчи! На Дильнее нет душ, годных для тебя. Нет душ из металла. Ты слишком прочен, Кик. Ну, поторопись! Я тебя прошу.

Арид взглянул на часы. Нет, ему только показалось, что они остановились.

Они шли. Секундная стрелка отмеряла мгновения.

— Судя по часам, мы провели здесь всего-навсего одну минуту. Но мне показалось…

— Мы привели здесь не минуту, а целый день.

— Часы идут. Почему я должен им не верить? — спросил Арид.

— Часы идут точно. И все же они обманывают, обманывают себя, а не нас. Мы были в другом измерении времени, в том мире, который возникает в чувствах насекомых. Туда перенес нас аппарат моего отца. Вам не понравилось там?

— Нет, там было чудесно.

— Кик, увеличь скорость! Ты, случайно, не спишь?

— Я нахожусь по ту сторону сна, — ответил водитель, — Лучше бы ты находился по эту.

Пространство, охваченное бешенством движения, стремительно неслось вместе с вездеходом. Уже не существовало ни часов, ни минут, только обезумевшие секунды.

Кик начал тормозить. Скорость стихала.

Несколько секунд спустя Эроя и Арид оказались в одном из центров планеты.