Скиталец Ларвеф. Повести - [20]

Эроя рассмеялась.

— Посмотри, Зара, — сказала она подруге, — до чего забывчив этот несносный старик. Третьего дня он тоже проделал с нами эту же штуку. Он начал повторяться.

По предписанию врача-стимулятолога Эрою и Зару направили в отделение биохимической стимуляции.

В обыкновенных условиях организм дильнейца химически обновляется за шестьдесят дней. Здесь, в этой камере, куда направили Эрою с подругой, молекулы клеток, кроме тех, из которых состоят нуклеиновые кислоты, должны были обновиться за несколько часов.

Эроя и Зара вышли из отделения биохимической стимуляции обновленными и посвежевшими.

— Мы ли это, Зара, — спросила Эроя, — или не мы?

— Духовно-мы, — ответила, смеясь, Зара. — Но химически-не мы.

Морфологически-мы, физически-не мы. Как же осуществляется единство между содержанием и формой?

— Спроси об этом врача.

Клетки биохимически обновились. Но было нечто важнее физического самочувствия-это духовное восприятие мира. Этим занималась сестра седоусого «волшебника», специалист в области изучения психического поля.

Эроя хотела отказаться от эксперимента, как это сделали многие отдыхающие, не пожелавшие освежать свое видение мира, но после непродолжительного раздумья решила: «Попробую! Чем я рискую?» И она рискнула.

Дверь камеры открылась, и Эроя села в кресло. Вдруг что-то случилось с миром. Планета шатнулась и как бы сдвинулась с места. Уж не превратилась ли снова Эроя в пчелу, как это случилось однажды в детстве?

Она слышала музыку, тихую музыку, которая перешла в шепот. Шепот сменился свистом утренней птицы. Этот свист, это мерцание звуков, этот птичий голос как бы сорвал занавес с бытия. У ног Эрой гремел ручей. И низко-низко, над самым холмом, висела радуга. С нее падали крупные капли дождя. Эроя кружилась вокруг цветка. Запах хмелил сознание. В нем был целый мир, как в мерцающих звуках птичьего пения. Пространство качалось возле самых глаз — синие, желтые, фиолетовые полосы.

И снова запела птица. Она щелкала, свистела, переливалась то весельем, то тоской, она превращала в звуки весь мир.

— Ну, как вы чувствуете себя? — спросил Эрою женский голос.

— Хорошо.

— На этот раз довольно.

Эроя вышла из камеры на лесную поляну. Теперь у нее было другое зрение, другое обоняние, другой слух. Ей словно подменили все чувства. Она смотрела на все вокруг, словно видела все в первый раз. Ее все поражало, но больше всего удивляли ее самые простые вещи: деревья, лица, слова и их способность облекать в звуки предметы и явления. Казалось, она появилась здесь, на Дильнее, с другой планеты.

В птичьем горле все еще щелкал и звенел свист. Птица пела в посвежевшем сознании Эрой.

— Ну что? Обновила свое психическое поле?

«Обновила… — подумала Эроя. — Какое это, в сущности, пошлое, ничего не говорящее слово!» — Я стала другой, — сказала Эроя, — и в то же время осталась той же самой.

— Я понимаю, — сказала Зара.

— Подвержена обновлению только та часть психического поля, которая не ведает памятью. Вот если бы обновление затронуло и память, тогда бы ты, выйдя из камеры, снова родилась. Ты бы стала другой личностью.

— Зачем же, Зара? Разве ты недовольна моим «Я» и вместо меня хотела бы видеть в моей оболочке другую сущность?

— Нет, нет! Зачем мне терять подругу ради неизвестного существа. Я люблю тебя такой, какая ты есть. Но мы сейчас, кажется, живем с тобой в разных мирах. Я в мире обыденного, ты в сказочном мире обновленных и обостренных чувств.

В мире обновленных и обостренных чувств время длилось иначе. Кто сумел так растянуть мгновение, наполнить его новизной, свежестью и красотой?

Эроя подняла руку с часами к самому уху и прислушалась. Часы тикали, они отмеряли вечно куда-то спешащее, пульсирующее время. Но Эроино бытие словно пребывало в другом измерении. Шевелился лист на ветке. Полз муравей по тропе. Плыло облако в небе. Возле крутой скалы стоял вездеход.

Электронный водитель Кик полудремал-полубодрствовал, находясь на той границе, которая вечно соединяет и разделяет живое и неживое, вещь и личность.

— О чем ты сейчас думаешь. Кик? — спросила Эроя электронного водителя.

— Я размышляю о бренности всего живого, — важно сказал автомат.

— И куда же тебя завели твои опасные размышления?

— В метафизическую пропасть, в познавательное болото.

— Дай руку. Кик, я тебя вытащу из пропасти, извлеку из болота.

— Мне там хорошо.

— Ну, хватит болтать, хвастун. Отвези меня…

— Куда?

— А куда бы ты хотел меня сейчас доставить?

— У меня не хватает воображения. Я же автомат. У меня нет души.

— Ничего, Кик. Я тебе достану душу. И приключу к твоей программе. А пока доставь меня к брату, в его лабораторный городок. Он мне нужен…

— Вам нужен не брат, — сказал Кик строго, — а логик Арид.

Эроя с интересом посмотрела на водителя.

— Откуда тебе это известно, Кик? Или пока я обновляла клетки в отделении биохимической стимуляции, кто-то переделал твою программу?

ДЕТСТВО АРИДА

Логик Арид, разумеется, не сразу стал логиком. И все же он рос необыкновенным ребенком. Когда ему исполнилось девять лет, он удивил мать и особенно отца. Отец сказал ему:

— Вчера ты совершил нехороший поступок. Ты сломал в саду маленькую яблоньку. И она погибла. И, кроме того, ты был невежлив с ботаником, ухаживающим за садом.