Скиталец - [116]

Рыцарь-маг покосился на Серниану — та смотрела не на закат, а на девушку. Губы его молодой жены чуть кривились, в их движении он прочел смесь сочувствия и насмешки. Ощутив взгляд мужа, она повернула к нему голову.

— Женщина мечтает о любви, так ведь? — шепнул он ей на ухо.

«Ох уж эти женщины, — подумал Герефорд, глядя на залившееся легкой краской личико супруги. — Им бы только любовь». Но промолчал. Видно, женское естество все-таки победило Хейзел. Была у нее магическая сила, но не было простых женских радостей — мужа, детей… Так, что ли? Теперь она не казалась такой гордой, такой неприступной, как раньше.

Дик приобнял Серпиану за талию, но жена отстранилась, словно прочитав его мысли, не слишком лестные для прекрасной половины человечества.

— Ох уж эти мужчины, — сказала она. — Вы думаете, что мир вертится вокруг вас. Но для женщины любовь — символ всего того, к чему она может стремиться. Женщины живут для любви, но не для мужчин, вот как. А то, чего желаешь, никогда не дается в руки. Грустный закон бытия…

Дик лишь пожал плечами. У него было другое мнение — прорывайся к своей цели, хватай ее обеими руками и наслаждайся.

— Вам, женщинам, лишь бы все усложнить.

Серпиана фыркнула и промолчала.

Слова иерофанта запали ему в душу, хотя он не сразу отдал себе в этом отчет. Просто через несколько дней все чаще стал думать о том, что нужно бы вернуться в Сирию и попытаться снять печать. Очарование родного мира Серпианы и местечка, облюбованного Далханом Рэил, конечно, накрепко запомнилось ему. Рыцарю-магу очень хотелось, чтобы его родной мир был похож на какой-нибудь из них — хорошенькие аккуратные домики в зелени садов, чистенькие города и величественные замки, где столы застилают скатертями, а мясо едят ножом и вилкой.

Были ли они такими из-за магии, царствующей вокруг, или по иным причинам — неважно. Главное, что наличие магии явно не повредило ни мирам, ни их населению. Объяснения Кервалена всерьез испугали Дика. А что, если старик-друид прав? Он — опытный маг, способный рассмотреть суть явления, да и зачем ему лгать? Что, если все сказанное — правда?

Дик задумался: что произойдет, если в его родной мир вернется магия? Вряд ли он окажется самым сильным магом Европы, но одним из самых сильных — возможно. Тогда, может статься, король Ричард сочтет выгодным объявить его своим наследником… «А тебе это надо? — мысленно спросил себя рыцарь-маг и стал вспоминать жизнь отца. — Нет, пожалуй, ни к чему. Лучше уж пусть мое положение остается таким, как есть».

На престол всегда найдется сколько угодно претендентов. Сняв печать, он может попросту собраться и исчезнуть в мире Живого Изумруда. Там, во владениях жены, ему уютно. Иногда можно будет наведываться в родной Корнуолл, видеться с родственниками, их потомками и потомками их потомков. В другой мир можно будет забрать и матушку… Если, конечно, не станет возражать Серпиана.

— Ты не станешь возражать против того, чтобы моя матушка и твоя свекровь жила с нами? — спросил он у жены.

— О чем ты говоришь? — удивилась она. — Как я могу возражать? Я же с ней еще не жила одним домом. Даже не представляю, какова она как свекровь.

— Но мы же прожили в Уэбо почти месяц!

— То в Уэбо. Там она мне понравилась.

— Значит, не возражаешь.

Дик успокоился. Он очень любил свою матушку и надеялся, что, если она все время будет при нем, он сможет продлить ее жизнь. Мысль, что он будет жить долго-долго, как друиды Авалона, а его родственники, друзья и знакомые умрут, а потом скончаются их дети и внуки, впервые показалась ему тягостной. Он задумался о том, что у длинной жизни есть и свои недостатки.

Трагерна он смог увидеть лишь через несколько дней после прибытия на Авалон. В подземелья, где, как рассказал Гвальхир, держали неудачника-друида, попавшего под сокрушительный удар слуги Темного Ангела, Дика не пускали. Авалонские целители объяснили, что едва успели спасти Трагерну жизнь. Одно неверное движение — и разойдутся швы, даст о себе знать смертельная рана, и последствия едва ли устроят их. Потому его приводили в себя лишь ненадолго — чтобы проверить, правильно ли идет исцеление.

— А правда, что в подземельях Авалона стоит хрустальный гроб? — едва сдерживая дурацкую ухмылку, поинтересовался рыцарь-маг у Гвальхира.

— Трагерн рассказал? А? Вообще-то гробом эту конструкцию назвать трудно. Ее так называют ученики, которых только-только начинают учить целительству.

— Зачем она вообще нужна?

— Ну как бы тебе попроще объяснить… Чтобы спасать смертельно раненых или уже почти умерших людей. И даже только что умерших — порой получается.

— Это возможно?

— Конечно. Когда я добрался с Трагерном до подземелий Авалона, он был уже мертв. Но его, как видишь, удалось спасти.

— Еще не вижу.

— Увидишь. Завтра же.

Когда Трагерн выбрался на свет (его вели под руки двое друидов, а Гвальхир шел сзади с таким лицом, словно готовился подхватить бывшего ученика на руки), он был бледен до синевы и пошатывался, даже когда стоял. Когда Дик подскочил обнять его, Трагерн качнулся к нему и просто повис на друге.

— Привет, — горестно всхлипнул он. — А я совсем расклеился.