Скиталец - [52]

«Libera me, Domine, de morte aeterna», — возглашали монахи, когда дымок от свечей, изгибаясь, поднимался к крыше собора. — Избави меня, Господи, от смерти вечной.

На каменных плитах хора стоял гроб, в котором покоился умерший без отпущения грехов брат Хью Коллимур. Руки его были сложены на груди, глаза закрыты, а под язык один из братьев, разумеется втайне от приора, положил по языческому обычаю монетку. Монах опасался, что дьявол заберет душу Коллимура, если тот не заплатит перевозчику, переправляющему души умерших через реку загробного мира.

«Requiem aeternam dona eis, Domine», — распевали монахи, прося Господа даровать брату Коллимуру вечный покой. А тем временем внизу, в городе, в маленьких, облепивших склон утеса домах, жители Дарема оплакивали своих мужчин, павших сегодня в сражении. Правда, эти рыдания были ничто в сравнении со слезами, которым предстояло пролиться, когда весть о чудовищном несчастье достигнет Шотландии. Сам король, а вместе с ним сэр Уильям Дуглас, граф Файф, граф Ментейт и граф Уитгаун попали в плен, а граф Морей, констебль Шотландии, а также придворные маршал и канцлер сложили головы на поле боя. Враги сорвали с мертвецов одежду, надругались над ними и вместе с телами сотен их соотечественников бросили на поживу волкам, лисам, псам и воронам. Изорванные, окровавленные шотландские знамена лежали на алтаре даремского собора, а остатки великой армии Давида убегали во тьме ночи. По пятам за ними гнались жаждавшие мести англичане, твердо вознамерившиеся стократ возместить нанесенный им ущерб.

«Et lux perpetua luceat eis», — распевали монахи, молясь о том, чтобы вечный свет осиял усопшего брата, в то время как другие мертвецы лежали во тьме, где слышались крики белых сов.

— Ты должен довериться мне, — прошипел приор, обращаясь к Томасу в глубине собора.

Маленькие свечи во множестве мерцали на подсвечниках боковых алтарных приделов, где священники, по большей части беженцы из ближних, разоренных шотландцами деревень, служили заупокойные мессы. Латынь этих сельских пастырей была зачастую отвратительной и становилась предметом насмешек постоянных служителей собора, включая и сидевшего рядом с Томасом на каменном уступе приора.

— Я твой духовный пастырь, твой начальник во Христе, — настойчиво повторял он, но Томас упорно хранил молчание, и приор рассердился: — Король дал тебе поручение! Так говорится в письме епископа! Так скажи мне, что ты ищешь?

— Я хочу вернуть свою невесту, — глухо произнес Томас.

Глаза его покраснели от слез, но в темноте этого было не разглядеть. Элеонора мертва. Отец Хобб мертв. Брат Коллимур тоже мертв. Всех троих убили, зарезали ножом, и никто не знал имени убийцы, хотя один из монахов и упомянул про виденного подозрительного смуглого слугу, явившегося в обитель с иностранным священником. Томас сразу вспомнил незнакомца, назвавшего себя посланцем. Священник и его слуга, он видел их на рассвете, когда Элеонора еще была жива и они еще не поссорились. А теперь она мертва, и виноват в этом он, Томас.

Волна боли и печали захлестнула юношу, и в нефе темного собора прозвучал его горестный стон.

— Тише! — шикнул приор, возмущенный этим неподобающим шумом.

— Я любил ее!

— На земле есть и другие женщины, сотни женщин.

Возмущенный приор сотворил крестное знамение.

— Зачем король отправил тебя сюда? Что ты искал? Я повелеваю…

— Она была беременна, — сказал Томас, устремив взгляд наверх, — и я собирался жениться на ней.

В душе его было пусто и мрачно, как в огромном пространстве собора.

— Я приказываю тебе все сказать мне! — повторил приор. — Во имя Господа, я приказываю тебе!

— Если королю будет угодно, чтобы ты узнал, что именно я ищу, — заговорил Томас по-французски, хотя приор до сих пор обращался к нему на английском, — пусть он явит милость и сообщит тебе это сам.

Приор сердито уставился на перегородку с распятием. Услышав, что юноша говорит по-французски, на языке знати, он замолчал, ибо это заставило его задаться вопросом: кто же этот лучник? Два ратника, слегка позвякивая кольчугами, прошли по каменным плитам пола, они направлялись поблагодарить святого Кутберта за то, что остались живы. Большая часть английской армии находилась сейчас далеко к северу, отдыхая, чтобы с рассветом возобновить погоню за разбитым врагом, но некоторые рыцари и ратники вернулись в город, сопровождая особо ценных пленников, которых разместили в замке, в покоях епископа. «Может быть, — подумал приор, — сокровище, которое ищет этот Томас из Хуктона, уже не имеет значения? В конце концов, англичане захватили в плен самого короля и половину шотландских лордов, так что теперь их жалкую страну выжмут досуха». Но у него никак не шло из головы слово «тезаурус». Оно означало «сокровище», а церковь всегда нуждается в деньгах. Приор встал.

— Ты забываешь, — холодно сказал он, — что ты мой гость.

— Я это помню, — ответил Томас. Ему отвели место в монашеских странноприимных покоях, а точнее, в тамошних конюшнях, ибо помещения поудобнее предназначались для более важных особ. — Я это помню, — устало повторил он.

— Может быть, — предположил приор, подняв глаза к высокому, теряющемуся во мраке своду, — ты знаешь об убийстве брата Коллимура больше, чем делаешь вид?