Скиталец - [138]

Его люди рассмеялись, эта мысль пришлась им по вкусу. Разумеется, все они считали, что сражаться пешими — не лучшее занятие для благородных рыцарей, да и великой славы таким образом не стяжать, но при этом понимали, что герцог хочет одержать победу, и признавали, что он рассуждает здраво. Вдобавок под конец выступления Карл несколько их утешил.

— Англичане будут сломлены, славные мои рыцари, — сказал он, — и когда это произойдет, я велю моему трубачу протрубить семь раз. Семь! По этому сигналу вы сможете покинуть свои укрепленные лагеря и преследовать бегущих.

Послышался гул одобрения, ибо чего на самом деле хотели все эти знатные вельможи, так это вскочить на огромных боевых скакунов и, сверкая доспехами, пуститься в погоню за остатками разбитой армии Дэгворта.

— Но помните! — Карл снова стукнул по столу, чтобы привлечь внимание слушателей. — Помните! Никто из вас не покинет свой лагерь, пока не зазвучит труба. Оставайтесь за окопами, прячьтесь за стенами, пусть враг сам приблизится к вам, и мы победим! — Он кивнул, давая понять, что полностью изложил план сражения. — А теперь, господа, исповедуемся нашим священникам, чтобы перед боем получить отпущение грехов. Давайте очистим наши души, так чтобы Господь вознаградил нас победой!

А в пятнадцати милях от них, в лишенной крыши трапезной разграбленного и брошенного монастыря, собралась тем временем гораздо меньшая группа людей. Их командиром был седовласый рыцарь из Суффолка — коренастый, грубоватый вояка, прекрасно понимавший, что, если он хочет освободить город от осады, ему предстоит решить нелегкую задачу. Сэр Томас Дэгворт выслушал бретонского рыцаря, разведчики которого сообщали, что войска Карла Блуа по-прежнему распределены по четырем укрепленным лагерям, устроенным напротив четырех городских ворот. Самый большой лагерь, над которым реяло огромное знамя Блуа с белым горностаем, находился к востоку.

— Он сооружен вокруг ветряной мельницы, — сообщил рыцарь.

— Я помню эту мельницу, — сказал сэр Томас. Он пробежался пальцами по своей короткой седой бородке — явный знак, что командир над чем-то задумался. — Именно туда мы и ударим, — промолвил он так тихо, словно разговаривал сам с собой.

— Там французы сильнее всего, — предупредил его воин.

— Значит, мы должны отвлечь их.

Сэр Томас очнулся от своих размышлений и обратился к воину в видавшей виды кольчуге:

— Джон, собери в лагере всех слуг: поваров, писцов, конюхов, — словом, всякого, кто не боец. Потом возьми все телеги и всех тягловых лошадей и двигайся по Ланьонской дороге. Ты знаешь, где это?

— Найду.

— Отправитесь до полуночи. И шумите. Главное, побольше шумите. Джон! Ты можешь взять моего трубача и пару барабанщиков. Пусть французы думают, будто вся армия приближается с запада. Я хочу, чтобы они еще до рассвета послали как можно больше людей к западному лагерю.

— А что остальные? — спросил бретонский рыцарь.

— Мы двинемся в полночь, — сказал сэр Томас, — и пойдем на восток, пока не доберемся до Гуингемского тракта. Эта дорога подходит к Ла-Рош-Дерьену с юго-востока. — Поскольку маленькое войско сэра Томаса двигалось с запада, он надеялся, что с этого направления Карл будет ждать их в последнюю очередь. — Маршировать будем тихо, молча, без шума, — распорядился командир. — И мы пойдем пешком — все как один! Лучники впереди, ратники позади, и прямо с марша атакуем их восточный лагерь. В темноте.

Атакой в темноте сэр Томас надеялся обмануть арбалетчиков, лишив тех целей, а еще лучше — застать врага спящим.

Итак, решение было принято: Дэгворт предпримет обманный маневр на западе и атакует французов с востока. Именно этого и ожидал от него Карл Блуа.

Наступила ночь. Англичане маршировали к Ла-Рош-Дерьену, а люди Карла, вооружившись, стояли наготове. Город замер в ожидании.

* * *

Томас слышал, как работали в лагере Шарля оружейники. Он различал звон молотков, подправляющих панцири, и скрежет камней о затачиваемые клинки. Лагерные костры на ночь не затушили, но, напротив, поддерживали в них яркий огонь, блики которого отражались от металлических деталей огромных камнеметов. С высоты крепостных стен лучник видел в ближайшем вражеском лагере постоянное движение, а костры, то здесь, то там, разгорались еще ярче. Пламя раздували кузнечными мехами.

В доме неподалеку заплакал ребенок. Завыла собака. Большая часть маленького гарнизона Тотсгема находилась на стенах, и многие горожане тоже пришли туда. Спешившая на выручку армия должна была находиться еще далеко, и никто толком не мог сказать, что привело их на стены, но всем почему-то не спалось. Люди словно что-то предчувствовали и ждали этого. «Нечто подобное, — подумал Томас, — наверное, будет происходить и в Судный день. Умершие с предвкушением и трепетом будут ждать, когда небеса разверзнутся, и опустятся ангелы, и могилы откроются, дабы добродетельные мертвецы могли вознестись к Небесам». Он вспомнил, что его отец всегда выражал желание быть похороненным лицом к западу, но на восточном краю кладбища, чтобы, восстав из мертвых, он оказался лицом к своим прихожанам.

«Им потребуется мое участие», — твердил отец Ральф, и Томас сделал так, как он пожелал. Прихожане Хуктона были погребены таким образом, что когда они восстанут из могил, то их лица, во славу Второго Пришествия Христа, будут обращены на восток, где они узрят своего духовного пастыря, предлагающего им утешение.