Скиппи умирает - [8]

— Экстренное сообщение, Рупрехт! Люди уже знают о происхождении Вселенной. Это называется Большой взрыв, верно?

— Ну да. А вот что происходило перед взрывом? Что происходило во время него? И что именно взорвалось?

— Откуда я знаю?

— Вот видишь. То-то и оно. С момента после взрыва и до настоящего момента Вселенная нам понятна — иными словами, она подчиняется наблюдаемым законам, тем законам, которые можно описать математическим языком. Но когда ты забираешься назад, еще дальше, к самым истокам, там эти законы не работают. Привычные уравнения не годятся. Вот если бы мы могли разрешить этот вопрос, если бы мы поняли, что же происходило в те первые миллисекунды, тогда бы в наших руках появилась универсальная отмычка, которая позволила бы отпереть все остальные двери. Профессор Хидео Тамаси считает, что будущее всего человечества зависит от того, сумеем ли мы отпереть эти двери.

Проведи двадцать четыре часа в сутки взаперти с Рупрехтом — и вволю наслушаешься об этом профессоре Хидео Тамаси и его революционных попытках разрешить загадку Большого взрыва при помощи десятимерной теории струн. Наслушаешься и о Стэнфордском университете, где преподает Хидео Тамаси; со слов Рупрехта, он представляется каким-то гибридом зала игральных автоматов и Облачного Города из “Звездных войн” — местом, где все ходят в спортивных комбинезонах и где никогда не случается ничего плохого. Рупрехт едва ли не с младенческого возраста мечтает учиться там под началом профессора Хидео Тамаси, и всякий раз, как он упоминает профессора, Стэнфорд и его действительно первоклассное лабораторное оснащение, его голос становится мечтательным, как у человека, который описывает прекрасные, дивные края, однажды виденные во сне.

— Ну, раз там все такое супер-пупер, — говорит Деннис, — чего ты туда не едешь учиться?

— Дорогой мой Деннис, — фыркает Рупрехт, — в такие места, как Стэнфорд, нельзя просто так “поехать учиться”.

Нет, там вроде бы нужна такая штука, которая называется “академическое резюме”, чтобы убедить главу приемной комиссии в том, что ты хоть чуточку умнее всех прочих умных людей, желающих туда поступить. Это и объясняет разнообразные исследования, эксперименты и изобретения Рупрехта — даже те из них, как уверяют его очернители (в основном Деннис), что предпринимаются предположительно во имя Будущего Человечества.

— Да этому жирному бочонку начхать на человечество, — говорит Деннис. — Все, что ему нужно, — это слинять в Америку, чтобы тусоваться там с другими лохами, которые будут играть с ним в покер на костях и не будут дразнить его толстяком.

— Думаю, ему нелегко приходится, — говорит Скиппи. — Он ведь гений и все такое, а ему приходится торчать тут среди нас.

— Да никакой он не гений! — огрызается Деннис. — Фуфло он собачье!

— Да ну тебя, Деннис! А как же его уравнения? — возражает Скиппи.

— Да! И его изобретения? — добавляет Джефф.

— Что — изобретения? Машина времени — обмотанный фольгой шкаф, к которому присобачен будильник? Рентгеновские очки — самые обыкновенные очки, вклеенные изнутри в тостер? Да как можно верить, что это изобретения серьезного ученого?

Деннис и Рупрехт не дружат. Ясно почему: трудно было бы найти двух более разных подростков. Рупрехт вечно зачарован окружающим его миром, он любит отвечать на уроках и увлекается дополнительными занятиями; Деннис, неисправимый циник, который даже сны видит саркастические, терпеть не может мир и все, что в нем есть, в особенности Рупрехта, и никогда ничем не увлекался, если не считать одной весьма успешной кампании, которую он предпринял прошлым летом, когда решил стереть первую букву в слове “канал”, где бы оно ни попадалось в районе Большого Дублина, а именно — на множестве уличных надписей, гласивших отныне: КОРОЛЕВСКИЙ АНАЛ, ВНИМАНИЕ! АНАЛ, ОТЕЛЬ ГРАНД-АНАЛ. Послушать Дениса — так вся особа Рупрехта Ван Дорена — это всего лишь высокопарная смесь дурацких теорий из интернета и легкомысленного трепа с канала “Дискавери”.

— Но, Деннис, зачем бы ему понадобилось просто выдумывать все это?

— А зачем тут, в этой вонючей дыре, все чем-то заняты? Да чтобы всем казалось, будто он лучше нас. Говорю тебе: он такой же гений, как я! И вот еще что: не верю я в то, что он сирота, это тоже только треп.

Вот здесь мнения Денниса и всех остальных точно расходятся. Да, это верно, что сведения о покойных родителях Рупрехта остаются туманными, если не считать беглого упоминания о том, что отец ловко ездил верхом, “скакал вдоль всего Рейна”, или вскользь брошенных слов о матери, “изящной женщине с красивыми руками”. Верно и то, что, хотя по теперешним рассказам Рупрехта, они были ботаниками и утонули, плывя по Амазонке на байдарке в поисках редкого лекарственного растения, Мартин Феннесси уверяет, что вскоре после своего появления в колледже Рупрехт сообщил ему, будто они были профессиональными байдарочниками и утонули, когда участвовали во всемирном соревновании байдарочников. Но никто не верит в то, что Рупрехт или кто-нибудь другой — за исключением разве что самого Денниса — отважился бы на такую кармически опасную выходку — сочинять ложь о смерти собственных родителей.