Скифская чаша - [19]

— Только вчера разговаривал с ним.

— Случайно не ошибаетесь? Именно вчера Николай Васильевич вылетел в Одессу.

— Мы встретились с ним в аэропорту.

— Ничего не понимаю.

— Неприятная штука, Михаил Михайлович, однако должен поставить вас в известность: в одном из чемоданов пассажиров, отправляющихся в Одессу, взорвалась мина, к счастью, никто не пострадал.

— Диверсия? — широко раскрыл глаза Куцюк-Кучинский. — Хотели убить Николая Васильевича?

Дробаха снисходительно улыбнулся.

— Не совсем так, — уточнил, — но имеем основания считать, что кого-то из пассажиров...

— Невероятно! — искренне воскликнул Куцюк-Кучинский и вдруг запнулся. Неужели?..

Вспомнил: несколько минут назад Курочко сказал... Как же он сказал? Точно: «Машины разбиваются и самолеты...»

Неужели?..

Ишь прохиндей проклятый...

А может, пустое...

— Невероятно... — повторил дрожащим голосом. Посмотрел на Дробаху растерянно. — И вы пришли к нам искать злоумышленника?

— Ну зачем так категорично? Скажем: выяснить некоторые обстоятельства.

— Чем же я могу?..

— Николай Васильевич рассказал, что его чемодан стоял в приемной. Как вы считаете, не мог ли кто-нибудь воспользоваться этим? Может, секретарша?

— Наташа?

— Наталья Павловна Яблонская, если не ошибаюсь?

— Считаете, она причастна?

— Я ничего не считаю, Михаил Михайлович, я только знаю, что в одном из чемоданов, сданных в Борисполе в багаж, была мина с часовым механизмом.

— Но ведь Наташа!.. Что она может?

— Николай Васильевич сообщил, что не закрывал чемодан на ключ и после того, как дома уложил необходимые вещи, не заглядывал в него.

— Не верю, что Наташа могла сотворить такое.

— Кто кроме вас и нее знал, что Николай Васильевич вылетает в Одессу?

Куцюк-Кучинский задумался на несколько секунд.

— Конечно, шофер, — ответил, а сам подумал: «Неужели Курочко? Неужели мог пойти на такое? Какой прохиндей! Однако следует молчать. Только молчать, иначе начнут распутывать клубок и сразу выяснят, кто поддерживал Курочко... Станут известны некоторые негативные аспекты их дружбы, темные пятна...»

— Фамилия шофера?

— Петр Лужный.

— Еще кто?

— Неужели вы думаете, что отъезд директора института на симпозиум — государственная тайна? — улыбнулся Куцюк-Кучинский. Ему хватило нескольких секунд, чтобы овладеть собой и трезво взвесить ситуацию. Даже принять решение.

— Конечно, я так не думаю, — ответил Дробаха серьезно. — С вашего разрешения я хотел бы поговорить с Натальей Павловной.

— Пожалуйста, — с облегчением согласился Куцюк-Кучинский: по крайней мере, еще несколько минут на размышления.

Сидя в приемной, Дробаха успел присмотреться к секретарше, и она произвела на него приятное впечатление. Не какая-то миленькая вертихвостка, женщина еще молодая, но серьезная и время не теряла: разбирала утреннюю почту, а не читала какой-нибудь припрятанный в ящике увлекательный роман. И сейчас вошла в кабинет сосредоточенная и остановилась у дверей выжидательно.

— У товарища следователя, Наташа, несколько вопросов к вам, — сказал Михаил Михайлович и пригласил: — Идите сюда и садитесь.

Не удивилась и не встревожилась, прошла к столу спокойно, расположилась удобно в кресле и уставилась на Дробаху.

— Когда вчера приехал в институт Николай Васильевич? — спросил следователь.

— В десять. Может, немного позже.

— Он принес с собой чемодан?

— Ну что вы!.. — удивилась несообразительности следователя. — Чемодан занес шофер.

— Петр Лужный?

— Нет, за директором послали машину Михаила Михайловича. У Петра что-то испортилось.

— А я и не знал, — вставил Куцюк-Кучинский.

— Не хотела вас отвлекать: вы принимали представителей завода.

— Точно.

— Итак, — продолжал Дробаха, — шофер принес чемодан...

— И оставил его в приемной.

— Когда Николай Васильевич выехал в Борисполь?

— В начале двенадцатого.

— Значит, чемодан стоял в приемной немного больше часа?

— Да.

— Вы не интересовались чемоданом? Не прикасались к нему?

Возмущенно пожала плечами:

— Зачем?

— Прошу вас, — мягко сказал Дробаха, — припомните, вы все время, с десяти до отъезда директора, сидели в приемной?

Наташа задумалась на мгновение и ответила не колеблясь:

— Выходила дважды. Николай Васильевич просил принести из буфета бутерброды, а потом относила письма в канцелярию.

— Сколько времени заняло у вас хождение в буфет?

— Минут восемь — десять.

— А канцелярия далеко?

— Я еще задержалась там, — вспомнила секретарша. — Поговорили немного... Тоже минут десять.

— Не видели, кто-нибудь из посторонних заходил в приемную?

— Но ведь вход в институт только по пропускам.

— Может, застали кого-либо?

— Директор вызывал Андрусечко.

— Доктор наук, — вставил Куцюк-Кучинский. — Заведующий отделом. Известный ученый.

— Не заметили, кто выходил из приемной?

— Кажется, Курочко, да, — кивнула утвердительно, — Ярослав Иванович тоже заходил.

«Боже мой, — чуть не вырвалось у Куцюка-Кучинского. — И тут Курочко!»

— Больше никто не беспокоил директора? — спросил Дробаха.

— Потом к Михаилу Михайловичу заходил инженер Кремибский. Ну и шофер Петр. Сообщил, что машина исправна.

Дробаха увидел, как нетерпеливо заерзал в кресле Куцюк-Кучинский, и отпустил секретаршу. Когда та закрыла за собой дверь, молвил: