Скиф - [81]

Главк некоторое время молчал, потом спросил:

— Кто здесь у вас самый сильный? Ну, хоть ты, Скиф, — возьми-ка это бревно и иди за мной.

Когда они отошли, Главк тихо сказал:

— Будь осторожен с Батом: он негодяй и доносчик и может пожаловаться не только хозяину. Он одно время служил сыщиком в городской полиции. Я знаю, он и теперь интересуется вещами, которые его не касаются.

— Орик, — неожиданно закончил он, — брось это бревно, я сам не знаю, зачем мы его тащим. Мне нужно было только предупредить тебя. — Его голос сделался отечески ласковым. — Не мое дело разузнавать то, что ты не хочешь мне говорить, и не мне давать тебе советы. Но я был бы рад, если бы ты согласился попросить хозяина об освобождении. Он сейчас же это сделает, и ты уедешь к себе домой, в степи. Ну, что — гордость? Я знаю, ты думаешь сам себе добыть свободу, потому что и рабом себя не считаешь. Только зачем это? И для чего рисковать?

Орик сбросил с плеча тяжелое бревно и откинул назад длинные соломенно-желтые волосы.

— Спасибо за совет, — искренно сказал он, — но сейчас я еще не хочу уходить отсюда. Мне хорошо. Главк, очень хорошо. А свобода… я в ней уверен. Конечно, я уйду в степи, но лишь тогда, когда сам этого пожелаю.

II

Эксандр проводил гостей и посмотрел на удалявшуюся великолепную процессию празднично одетых клиентов и рабов, следовавших за носилками. Он вернулся в дом и прошел в комнату, где его ожидал Никиас. Эксандр был взволнован.

— Этого я никак не ожидал, — начал он. — Знаешь ли ты, зачем эти люди приходили сюда? Если ты видел их, ты, может быть, догадался?

— Я пришел в то время, когда они были у тебя и, чтобы не мешать, удалился в сад. Они явились, кажется, по какому-то особенно важному случаю?

— Да. И совсем неожиданно. Между ними был друг Адриана — Сервий Теренций. От имени Адриана он явился, чтобы просить отдать тому в жены мою дочь.

Лицо Никиаса выразило удивление; потом он улыбнулся спокойно.

— Что же, Ия одна из прекраснейших девушек нашего города. Почему бы Адриану и не пожелать жениться на ней?

Он хотел спросить, что ответил на предложение Эксандр, но нашел это неудобным и промолчал.

— Адриан не принадлежит к числу людей, способных любить, — продолжал Эксандр. — В то же время он, конечно, не считает такой брак равным. Поэтому возможность подобного предложения никогда не приходила мне в голову.

— Ия сделается теперь одной из самых богатых женщин мира, — осторожно сказал Никиас. — И она сможет оказать немало услуг своему родному городу.

Эксандр быстро взглянул на него.

— Я не пожелал бы принести ее в жертву интересам республики. Но может ли такая жертва оказаться действительно полезной?

Он помолчал и, не получив ответа, продолжал:

— Честолюбие чуждо и мне, и ей. Богатство и власть, — хотя я и не забываю, что Адриан ни с кем не захочет поделиться ими, — не могут сделать Ию счастливой. А быть женой такого человека, как он, — злобного, черствого, ограниченного, распущенного и грубого — уже само по себе составляет несчастье. Поэтому я не колебался бы ответить отказом. Но я подумал так же, как ты. Быть может, городу удастся получить заем у Адриана. Он мог бы много сделать и для того, чтобы настоять в Риме на необходимости военной помощи Херсонесу против Палака.

— Мне кажется, что Адриан — друг Люция и благодаря своему богатству может иметь большой вес в правящих римских кругах, — неопределенно сказал Никиас.

— Да, конечно. Но ведь при всей своей расточительности он прежде всего расчетливый делец. Как иначе мог бы он собрать себе такое состояние? Кто может утверждать, что, женившись на Ие, он пожелает оказать бескорыстные услуги ее родному городу? Если же они могли быть выгодны для него, то не нужна была бы и ее помощь.

— Может быть, она могла бы оказывать на него определенное воздействие. Но для этого надо допустить, что он умеет любить.

— Чтобы воздействовать на Адриана, Ия должна была бы быть совершенно другой. Кроме того, получив ее, он сохранит по отношению к нам все свое высокомерие. Он сумел сделать так, что даже это сватовство носило оскорбительный характер, — может быть, намеренно, чтобы я почувствовал свое полное ничтожество по сравнению с ним. По форме он как будто прислал просить, чтобы я отдал ему мою дочь, а по сущности лишь извещал о том, что оказывает мне незаслуженную честь, желая взять Ию в жены.

— Конечно, он не сомневался в том, что его предложение, кому бы оно ни было сделано, будет принято, как счастье. Ему ведь совсем чужды наши представления о достоинстве гражданина и твое отношение к богатству. Но что ты ему ответил? — решился, наконец, спросить Никиас.

Эксандр, ходивший по комнате, остановился.

— Поблагодарил за неожиданную честь и просил передать, что могу ответить не раньше, чем посоветуюсь с богами.

— А римлянин?

Он удивился, потом надменно заявил: «Ты знаешь, что боги покровительствуют Адриану; они могут дать только один ответ. Но не заставляй ждать слишком долго».

— Он может быть сильным политическим врагом, — помолчав, сказал Никиас, — и его нельзя раздражать.

— Хуже всего то, что недовольство мной он может перенести и на город. Он может расстроить налаживающиеся отношения с Люцием, и тогда понтийская партия, конечно, возобладает. А после этого скоро наступит конец независимости Херсонеса.