Скиф - [26]

К Херсонесу они прибыли к вечеру.

Около города море широким заливом подходило к высоким массивным каменным стенам, благодаря которым херсонаситы не раз отбивали вражеские нападения. Множество тяжело нагруженных различными товарами лодок и кораблей стояло в гавани; загоравшиеся на судах огоньки дрожали и прыгали, отражаясь в начинавшей темнеть, слабо плещущейся воде.

Они приблизились к тяжелым городским воротам, защищенным громадными башнями и вделанными в камень железными затворами и решетками.

Ворота еще не были заперты. Охрана из вооруженных воинов спросила их о причинах и цели приезда в Херсонес. Рассказ Таргиса, подтвержденный поддельными торговыми письмами, показался правдоподобным; удостоверившись, что у них нет с собой оружия, их пропустили в город.

Когда они вступили в темную уже улицу с каменными домами, вытянувшимися вдоль выложенных камнем тротуаров, Орика охватило странное, не испытанное раньше чувство тоски и тревоги. Тяжелые плиты мостовой, дома, каменные стены, поднимавшиеся всюду, надвинулись мрачной угрозой, сдавили, стиснули. Ему показалось, что он заперт в темном ящике и что ему трудно дышать.

Они не знали в городе никого, где могли бы остановиться, а ночевать на улице было опасно — это могло вызвать подозрение у городской стражи. Таргис попросил проходившего гражданина указать ему какую-либо гостиницу; тот с удивлением оглядел человека в красивом эллинском платье, сопровождаемого рабом, и указал дорогу; но потом, повернувшись, долго глядел им вслед. Позже они узнали, что честные граждане не посещают гостиниц, — там ютятся только рабы, иностранцы и всякие подозрительные лица.

Во дворе гостиницы, перед кормушкой, стояло несколько ослов, привязанных к ввинченным в стену кольцам; человек в изодранной, грязной одежде громко храпел у входа в дом; широкое пятно света, падавшее через открытую дверь, освещало зловонную груду кухонных отбросов, мусора, глиняных черепков.

Скифы вошли в обширную, низкую комнату с каменными закопченными стенами и грязным, забрызганным вином, покрытым сором полом.

При тусклом свете сильно коптящей масляной лампы три человека пили вино и, выкрикивая хриплыми голосами, по очереди бросали на стол перед собой из точеного каменного стаканчика костяные кубики. Двое других следили за игрой и жевали хлеб и лук, который держали в руках. Еще несколько человек сидело тут же; другие храпели на скамьях, подложив под голову какие-то тряпки, связанные в узелки.

Хозяин, высокий, лысый, в грязной, засаленной хламиде, стоял за широким каменным прилавком, уставленным блюдами с вареной и жареной рыбой и овощами, а также глиняными сосудами с водой и вином; он пересчитывал мелкие бронзовые монеты и не обратил на пришедших никакого внимания.

Таргис подошел к нему и попросил дать обед себе и своему рабу и накормить лошадь, привязанную во дворе.

Отодвинув кучку монет, хозяин подозрительно оглядел гостя, потом потребовал сначала заплатить деньги. Получив их, он сделался любезнее и, обернувшись, приказал нарядно одетой молодой женщине поставить на свободный конец стола блюдо с жареной широкой, плоской рыбой, колбасу из бычьей крови, смешанной с мелко изрубленными кусочками сала, и глиняный сосуд, до краев наполненный разбавленным вином.

Орик уже хотел приняться за еду, когда Таргис незаметно сказал ему, что этого делать нельзя — греки никогда не допускают, чтобы рабы ели из одной посуды с господами; ему пришлось сесть поодаль и ждать, когда Таргис кончит еду и отдаст ему остатки.

Потом Таргис подошел к хозяину и завел разговор о ценах на рабов: он хочет купить себе еще одного невольника, если только их достаточно на рынках и цены не высоки.

В это время в помещение с шумом и криком вошло несколько человек, потребовавших еды и вина. Расположившись за столом, они начали громкий разговор, прерывавшийся таинственным шепотом, спорили и пересчитывали деньги. Сейчас же им подали вина, потом один из них ушел и скоро вернулся в сопровождении еще двоих. Вместе с ними явились какие-то женщины, одетые в хлайны[23] из дешевой пестрой ткани.

Так как за столом было тесно, они стали расталкивать сидевших вокруг людей, освобождая место для себя. Скоро у них завязалась ссора с игравшими в кости, и только вмешательство хозяина предотвратило начавшуюся было драку.

Большие чаши вина все больше возбуждали пировавших; они начали громко петь; потом один из них обратил внимание на молчаливо сидевшего Орика и стал что-то говорить, обращаясь к нему. Таргис подошел к столу.

— Пойдем, — тихо сказал он Орику, — мы расположимся на ночь во дворе. Будь осторожен, — эти пьяницы охотно заводят ссоры, а в драку может вмешаться полиция, тем более что все они, кажется, мелкие воры.

Между тем человек, первоначально обращавшийся к Орику, стал дергать его за платье и выкрикивать что-то, заставлявшее его товарищей закатываться хохотом.

— Что он говорит? — спросил Орик.

— Ничего, он просто пьян. Не забудь, что тебя считают рабом, а греки не считают рабов за людей. Если будешь неосторожен, не только не спасешь своего друга, но можешь погубить нас обоих.

Орик попробовал выбраться из-за стола, но так как со всех сторон сидели люди, ему пришлось перескочить через высокую скамью, на которой он сидел. В это время пристававший к нему пьяница так ловко дернул его за ногу, что Орик, подпрыгнув, упал на пол, стукнулся лбом, но сейчас же вскочил, весь трясясь от бешенства. Увидав столкнувшего его человека, с неистовым хохотом указывавшего на него пальцем, Орик почувствовал, как у него поплыли перед глазами красные круги. Он бросился на наклонившегося грека, схватил его за голову, сдернул со скамьи, взмахнул в воздухе и с размаху бросил па пол. Тот не успел даже крикнуть. Вытянутая шея со сломанным позвоночником перегнулась в сторону, тонкая струйка крови побежала из раскрытого рта. Лицо сделалось неподвижным.