Скиф - [114]

Особенно тяжелые последствия для города дал сдвиг северных племен, в результате которого, наряду со скифами, появились дикие сарматы, воинственные саи и галлы-галаты. К концу III века (до н. э.) Ольвия оказывается уже неспособной к сопротивлению и попадает во власть скифских царей. Однако ей вскоре удается оправиться; она снова становится самостоятельной, но вновь подвергается жестоким нападениям и осадам. Наконец около 50-го года (до н. э.) на нее обрушился Бурбиста — царь гетов — и дотла разорил город.

Постепенно он снова возник на развалинах сожженных юмов, но это было лишь небольшое поселение с несколькими храмами и гимназиями, с маленькими и тесными постройками. Оно занимало только часть старинной городской территории, и население его уже не было чисто греческим: все больше и больше оно смешивалось со скифами и постепённо варваризовалось. Городское самоуправление, однако, Ольвия сумела сохранить почти до конца своего существования, несмотря на то, что уже со II века (до н. э.) она признала над собой протекторат Рима и даже была включена в его Придунайскую провинцию — Нижнюю Мезию.

В конце правления Северов покатилась гигантская волна двинувшихся с севера, по Висле и Бугу, готов. Ольвия сделалась одной из их первых жертв и погибла окончательно.

Два внешне противоположных явления — война и торговля — оказались главными факторами сближения скифской и эллинской культур. Как мы видели на примере Ольвии, последний период существования ее является любопытным образом культурной нивелировки. Здесь высокая когда-то цивилизация дала снижение, восприняв в себя много варварских элементов.

Наоборот, в пределах Скифии греческие влияния дают повышение уровня, и примитивная жизнь кочевников осложняется постепенным усвоением высокой и тонкой греческой культуры. Узкая национальная обособленность варварских племен ставит искусственные границы этому развитию, но, конечно, не может остановить ее. Скифы знакомятся с городской жизнью, воспринимают основы религиозных и философских воззрений, искусство, обычаи и нравы. Как глубоко проникало это влияние в массы скифского населения, сказать трудно. Особенно ярко отражалось оно, конечно, на наиболее близких грекам племенах и в кругах экономически лучше обеспеченных. Но что эти заимствования были значительны, мы знаем от Геродота, который даже называет скифское племя каллипидов «эллинами-скифами».

Соприкосновение двух различных народов должно было породить также образование нового этнического смешанного типа, чему в значительной степени содействовали не только систематические браки, но и широко распространенный институт рабства. Множество пленных эллинов перебрасывалось в глубину скифских степей, а скифов — в греческие города.

Благодаря беспрерывным войнам количество людей, лишенных права на личную жизнь и свободу, непомерно увеличивалось. Всякого человека, попавшего в плен, могли и даже должны были убить; если же ему оставляли жизнь, то она уже больше не принадлежала ему. Победитель приобретал на нее полное и неотъемлемое право, и пленник, когда-то свободный человек, обращался в «тело», жившее исключительно благодаря воле и произволению победителя. Этот господин мог переуступить свои права на раба какому угодно другому лицу; отсюда — торговля рабами и рабовладение, понимавшееся древними не только как факт, но и как неоспоримо законный и естественный институт.

Кажется, эта правовая точка зрения разделялась не только господами. Ее принимали и сами рабы. Однако не присущее человеку признание себя за вещь не меньше, чем часто невыносимо тяжелое существование и жестокость господ, заставляли рабов убегать от своих владельцев или поднимать бунты, в большинстве случаев кончавшиеся крушением и жестокими репрессиями, падавшими на головы восставших.

На протяжении древней истории мы знаем немало таких выступлений, то незначительных и неудачных, то обширных и принимавших размеры, угрожавшие государственному строю страны, где они возникли. Это естественно, и едва ли будет ошибкой утверждать, что бунты рабов неизбежно бывали там, где существовало рабство.

Херсонес возник, быть может, одновременно, быть может, немного позже, чем Ольвия, и основателями его были выходцы из милетской колонии Гераклеи Понтийской. Новое поселение возникло на вдававшемся в море полуострове, названном херсонаситами, в честь их метрополии, Гераклейским. Избранное место было удобно не только в торговом, но и в военном отношении. Полуостров с трех сторон окружался морем, а с четвертой стороны его было нетрудно оградить рвом и валом. Затем здесь соорудили укрепленную башнями высокую мощную стену, и под ее защитой город начал расти и процветать, окруженный фермами, загородными домами, садами и виноградниками.

По форме своего государственного устройства Херсонес являлся свободной демократической общиной. Верховная власть в нем принадлежала народу (т, е, всем свободным гражданам — уроженцам города), осуществлявшему ее посредством народного собрания и Совета.

Народное собрание ведало всеми отраслями государственной жизни и управления. Оно наблюдало за правильностью внешней и внутренней политики, регулировало отношения с соседними варварами, обсуждало вопросы войны и мира, общественной безопасности и договоров с союзными государствами; ему же принадлежал и верховный надзор за государственным хозяйством, определение новых налогов и прочее. В случаях исключительной важности оно выносило ограничительные постановления о купле и продаже драгоценных металлов, уничтожении государственных долговых обязательств и принудительных отчуждений.