Скиф - [124]
— Спаси моего ребенка. Старый безумец велел отравить маленькую царицу. Я увела ее.
В короне и царственном пурпурном одеянии, Динамия походила на восточного божка. Испуганными, непонимающими глазами смотрела девочка на избиение подруг матери. Филипп быстро сорвал с нее пышные одеяния и закутал в темный плащ.
— Мама! — закричала девочка. — Дедушка!
— Дедушка приказал тебе идти со мной в разведку, — зашептал быстро Филипп. — Помнишь, я тебе рассказывал? Ты должна помочь дедушке обмануть его врагов. Надо молчать. Надо слушаться меня!
Динамия притихла.
Митридат со скорбью оглядывал пиршественный зал. Откинувшись на ложах, бледные, истомленные девушки спали — они уже не проснутся! Но на железный организм старого царя-кочевника яд не действовал. У дверей, раскинув руки, с распущенными косами лежала пронзенная копьем красавица Назик. Из внутренних покоев уже не слышалось воплей. Покончив с наложницами, скифы бросались на мечи.
Митридат встал — один среди трупов! Со двора, уже со ступеней дворцовой лестницы доносились бряцание оружия, топот и торжествующие крики победителей. Тяжелый топот и торжествующие крики приближались. Митридат стремительно обнажил меч. Не порыв отчаяния, не малодушие, нет, спокойствие величественной скорби отразилось на его окаменевшем лице. Уверенной, твердой рукой царь Митридат-Солнце вонзил острие меча в свою грудь.
Ворвавшись в пиршественную залу, Фарнак замер на пороге. Триумф Гнея Помпея безнадежно испорчен. Рим не увидит Митридата Понтийского в оковах. Не знать царевичу-изменнику римских наград…
X
В саду солдаты-наемники рубили на дрова редкостные ценные деревья. На площадях мертвецки пьяные победители валялись вперемежку с трупами побежденных. В боковых улицах еще шли грабежи. Филипп плотно окутал голову Динамии покрывалом. Ребенок не должен ничего видеть.
В выгоревшем предместье уже настала тишина. Кое-где слышался тонкий детский плач. Между развалин бродили тени погорельцев.
У моря Филипп опустил девочку наземь. Над обрывом, в багряном от зарева небе, четко вырисовывались черные остовы. А за ними, в высоте, как гигантский факел, пылал Акрополь — победители подожгли дворец.
— Где мама? Пойдем искать маму! — заплакала Динамия.
Филипп с трудом утешил ребенка. Девяносто стадий отделяло Пантикапей он земли аспуригиан, родины Назик.
Филипп посадил девочку в лодку.
Темнело. Пурпурные отсветы затухавшего пожара отражались в волнах. Все, что осталось от обширного и славного царства Понтийского, от Митридата-Солнца и его гордых, величественных замыслов, все уместилось в утлой рыбацкой лодчонке.
Филипп прижал к себе маленькую царицу. Этот ребенок — последнее, чем он еще владеет. В ней — жизнь Митридата, его мечта, его кровь, его неукротимый дух.
Длинная плоская коса выдавалась в море. Земля сама бежала навстречу. Солнце осушило беглецов. Динамия с любопытством осматривалась. Изумление пересиливало испуг. Филипп дал ей кусок сухой лепешки. За эти дни девочка привыкла к нему. Ребенок чувствовал, что этот немолодой грустный человек — ее единственная защита.
Они сошли на берег. Девочка доверчиво прижалась к нему. У Филиппа дрогнуло сердце: сейчас он покинет ее, и снова будет один, один, бездомный, безрадостный скиф! Маленькую царевну приютят, а кто приютит его, друга мертвых — Аридема, Армелая, Гипсикратии? Он живет среди теней, он уже сам — тень.
Филипп вздохнул.
— Пойдем, малютка.
Неподалеку темнело несколько хижин, крытых камышом.
Рыбачий поселок, прилепившийся к безлюдным прибрежным холмам, жил своей обыденной жизнью. Мужчины расстилали на солнце сети, для просушки. Женщины с большими иглами в руках ползали на коленях и чинили прорванные ячейки.
Филипп, ведя за руку Динамию, зорко вглядывался в обветренные, темно-коричневые лица рыбаков. Приметив у одной из хижин высокого худого человека в вылинявшем хитоне с разрезами, негромко окликнул:
— Евмен!
Рыбак испуганно оглянулся.
— Кто зовет меня так? Я — Еврикл!
— Евмен, — тихо повторил Филипп. — На наших виноградниках под Херсонесом моя кормилица звала свою дочь Евнией, а сына Евменом.
— Господин! — Рыбак задрожал всем телом. — Не выдавай меня. Алчность и побои нового хозяина…
— Не ты, а я молю тебя, брат, — прервал его Филипп. — Евния указала мне твое прибежище. Молю, приюти это дитя. Кончатся казни — вернешь ребенка ее отцу — царевичу Фарнаку. Прощай, — он наклонился и поцеловал Динамию. — Прощай! — и быстро пошел вдоль берега.
Степь цвела. Ярко-золотистые и алые тюльпаны, темно-пурпурные гиацинты, крупные звезды белых нарциссов сияли в молодой траве.
Горная лошадка бежала легкой иноходью. Филипп опустил поводья. Он устал. Как он устал! Но он не побежден, нет! Он — скиф, потомок Савмака, внук Гиксия, брат и муж Раксы, — он не уходит в изгнание, он возвращается домой, к своему вольнолюбивому племени. «Нет, борьба еще не окончена, нет!» — повторял он про себя.
Курганы таяли во тьме. Трава в степи стала черной. На краю кочевого становища тлел одинокий костер. Старик, укрытый тяжелым войлочным покрывалом, и худенький гибкий мальчик стерегли догорающее пламя. Филипп спрыгнул с коня. Гостеприимство степи запрещало расспрашивать. Мальчик подбросил в огонь сухих сучьев, и пламя ожило. Во всех движениях подростка сквозила грация, свойственная степным детям. Он с интересом разглядывал гостя.
Попаданец Юра Серов познакомился со странными профессорами-историками и попал в историю. В очень странную историю, где реальность переплетается с вымыслом, а вымысел так и норовит стать неоспоримой истиной. Как разобраться? Как понять, что в Истории ложь, а что — правда? Как узнать, где начинается сказка, а где она заканчивается? Просто! Надо поставить мысленный эксперимент!
4833 год от Р. Х. С.-Петербург. Перемещение в Прошлое стало обыденным делом. Группа второкурсников направлена в Петербург 1833 года на первую практику. Троицу объединяет тайный заговор. В тот год в непрерывном течении Времени возникла дискретная пауза, в течение которой можно влиять на исторические события и судьбы людей. Она получила название «Файф-о-клок сатаны», или «Дьявольский полдник». Пьеса стала финалистом 9-го Международного конкурса современной драматургии «Время драмы, 2016, лето».
Повести и рассказы советского писателя и журналиста В. Г. Иванова-Леонова, объединенные темой антиколониальной борьбы народов Южной Африки в 60-е годы.
Александр Петрович Павлов – русский писатель, теперь незаслуженно забытый, из-под пера которого на рубеже XIX и XX вв. вышло немало захватывающих исторических романов, которые по нынешним временам смело можно отнести к жанру авантюрных. Среди них «Наперекор судьбе», «В сетях властолюбцев», «Торжество любви», «Под сенью короны» и другие.В данном томе представлен роман «У ступеней трона», в котором разворачиваются события, происшедшие за короткий период правления Россией регентши Анны Леопольдовны, племянницы Анны Иоанновны.
Действие романа относится к I веку н. э. — времени становления христианства; события, полные драматизма, описываемые в нем, связаны с чашей, из которой пил Иисус во время тайной вечери, а среди участников событий — и святые апостолы. Главный герой — молодой скульптор из Антиохии Василий. Врач Лука, известный нам как апостол Лука, приводит его в дом Иосифа Аримафейского, где хранится чаша, из которой пил сам Христос во время последней вечери с апостолами. Василию заказывают оправу для святой чаши — так начинается одиссея скульптора и чаши, которых преследуют фанатики-иудеи и римляне.
Данная книга посвящена истории Крымской войны, которая в широких читательских кругах запомнилась знаменитой «Севастопольской страдой». Это не совсем точно. Как теперь установлено, то была, по сути, война России со всем тогдашним цивилизованным миром. Россию хотели отбросить в Азию, но это не удалось. В книге представлены документы и мемуары, в том числе иностранные, роман писателя С. Сергеева-Ценского, а также повесть писателя С. Семанова о канцлере М. Горчакове, 200-летие которого широко отмечалось в России в 1998 году. В сборнике: Сергеев-Ценский Серг.