Скелет в шкафу - [85]

– Лешик, ты прелесть! Ты всегда умеешь в нужный момент найти нужные слова! Так и скажу. А то, что на картине Тициана, написанной в шестнадцатом веке, шапочку пририсовали реставраторы в девятнадцатом веке, я упоминать не стану. Это будет моя маленькая итальянская тайна!

– Вот видишь, ты уже шутишь! Это хороший знак. Когда человек смеется над своей проблемой, она уже почти решена.

– Ты меня сегодня куда-нибудь поведешь, чтоб мозги переключить? – просительным голосом прожурчала Елизавета.

– Как ты смотришь на то, чтоб сходить в гости к Топчиям?

– Это нужно для твоего расследования? Слушай, я тут со своей выставкой совсем перестала работать Ватсоном! Как у нас дела, милый Холмс?

– Элементарно, Ватсон! Я рад, что ты отвлеклась от своих неурядиц! По телефону говорить не могу – мало ли, вдруг нас прослушивает Мориарти. Только при личной встрече. Я заберу тебя в шесть, договорились?

Ровно в назначенное время он остановился напротив высокого крыльца Городского музея, и Раневская нырнула в салон, пахнущий натуральной кожей и парфюмом Поташева. Поцелуй был долгим, словно они не виделись год. Джип двинулся вниз по улице Горького и буквально через пять минут остановился во дворе старого дома постройки конца девятнадцатого века.

– Уже приехали? Так быстро? – удивилась Лиза. – Могли пешком пройтись! Это же рядом с музеем.

– А мы можем прогуляться по бульвару! – предложил Алексей.

В начале улица Горького представляет собой бульвар с лавочками и старыми каштанами. Хотя по календарю был март, в городе царила самая настоящая снежная зима. На ветках каштанов лежали белые подушечки, скамейки покрывали толстые, словно ватные, снежные одеяла, но бульвар расчистили, и по нему можно было гулять.

– Я хотел тебя попросить, Ватсон! – обратился он к Лизе с улыбкой.

– Слушаюсь, мой детективный гений! – улыбнулась она в ответ.

– Пока я буду разговаривать со старшими Топчиями, побудь с малышкой Ангелиной.

– Ты уверен, что у меня есть педагогический талант?

– Никаких сомнений! Ты могла бы работать Мэри Поппинс, если бы не твоя преданность музею!

– Ты хочешь сказать, что я подхожу на роль гувернантки?

– Вовсе нет. Это я в том смысле, что ты – само совершенство! – обнял ее Поташев.

– Ты страшный человек! – сообщила она, наградив его поцелуем.

– Что же во мне такого страшного?

– Тебе невозможно отказать! Ты действуешь на меня, как удав Каа на бандерлогов!

– А что, похож?! – Он скорчил смешную рожу.

– Нет. Ты похож на моего любимого, самого любимого… – И снова они принялись целоваться.

Редкие прохожие, идущие по заснеженной аллее, смотрели на них с улыбкой.

Наконец, они отправились в апартаменты семейства Топчий.

Их принимала Марта Васильевна, поскольку Аркадий Леонидович не мог пока добраться из-за снежных заносов, он застрял на окружной и только время от времени перезванивал.

После небольшого общего чаепития Лиза отправилась к Ангелине в детскую, а Алексей остался в гостиной с хозяйкой дома.

– Я хотел поговорить с вами, Марта Васильевна, о детстве Стаса. Каким он был ребенком? Во что играл? С кем дружил?

– Это нужно для расследования? – с сомнением посмотрела на него Марта, которую несколько коробило обращение к ней по имени-отчеству – ведь они с Поташевым были почти однолетками. – Можете называть меня просто Марта…

– Видите ли, Марта, я не смогу докопаться до причин этого преступления, пока не пойму, каким ваш сын был ребенком, как он рос, формировался.

– Сейчас принесу наш семейный альбом, – сказала женщина и вышла из гостиной.

Тем временем в детской шла серьезная дискуссия, темой которой стал этикет. Вместе с Лизой и Ангелиной в комнате девочки находилась ее гувернантка, пожилая дама с гренадерской внешностью, тремя подбородками и злыми глазками тролля. Она представилась: «Зинаида Владимировна, в прошлом преподаватель наук о Земле». Раневская смутилась, она не понимала, что это за отдельные такие науки, но ее выручила Ангелина, которая перевела на понятный язык туманное представление гувернантки:

– Слободянюк была учительницей географии. Это она для важности туману напускает.

– А почему ты свою учительницу называешь по фамилии? – спросила девушка.

– Ее так папа с мамой называют. Это же короче, чем Зи-на-и-да Вла-а-адимировна! – В глазах девочки плясали озорные искорки.

Слободянюк всем своим видом демонстрировала, как она оскорблена и как ее в этом доме обижают. Лиза почувствовала, что и сама нарушает этикет, обсуждая учительницу с ребенком, да еще в ее присутствии. В планы Раневской не входило участие в мелких семейных дрязгах, но ей хотелось понять, какие возникли споры из-за этикета. Она спросила у Ангелины:

– В чем суть ваших разногласий?

– Слободянюк говорит, что по этикету я не должна первая знакомиться или сама начинать разговор, если мне хочется. Для этого нужен третий человек, то есть она! А я говорю, что сама могу с кем угодно познакомиться. И мне для этого, кроме меня самой, никто не нужен. А вы что думаете?

Раневская оказалась в затруднительном положении. С одной стороны, Алексей попросил ее занять Ангелину беседой, пока он общается с Мартой, поскольку речь пойдет о гибели ее брата и девочке совсем не нужно еще раз переживать тот кошмар, который произошел на Рождество в зáмке. С другой стороны, гувернантка злобно зыркала на нее своими глазками-буравчиками. О таких людях мама Лизы Маргарита Николаевна говорила: «Амбиции – последнее прибежище неудачника». Лиза рассчитывала на откровенный разговор с ребенком, и ей очень мешало назойливое присутствие бывшей географички.