Сказочное наказание - [23]

— Кончайте дурить, это же я, Тонда!

Но Мишка с Аленой и я уже прижимали рвущегося незнакомца коленями к земле, пытаясь впотьмах схватить его за руки, чтобы я мог их связать.

Это был страшный бой, порой без надежды на победу. И только когда Тонде удалось выбраться из-под навалившегося на него тела и из наших криков уразуметь, что происходит, наши шансы на победу резко возросли. Тонда набросился на врага и принялся тыкать его носом в землю с такой яростью, что тот испустил первый стон, почти перестал брыкаться и Миша смог затянуть на ногах первую петлю, а мне удалось связать ему руки. В этот момент снаружи на нас упал пучок яркого света.

— Santa madonna mia [3]! — изумленно воскликнула Ивана (этому она научилась во время поездки в Италию) и принялась хохотать. Указывая рукой на нашу жертву, она привалилась плечом к притолоке и залилась таким смехом, что светлое пятно фонарика затряслось.

Мы были сбиты с толку ее неожиданной реакцией и на минуту оставили загадочного незнакомца в покое. В нем тотчас проснулись новые силы. Не успел я и глазом моргнуть, как он вскочил и стряхнул с себя нас всех. Вновь наброситься на него было делом одной минуты, но, когда при свете фонарика мы увидели его лицо, руки и языки у нас одеревенели.

Перед нами, грязный и исцарапанный, стоял Станда.

16. Наказание только начинается

Проверка на смелость, которую устроил нам Станда, стоила ему исцарапанного носа, разбитых бровей, синяков от веревки на запястьях и нескольких ссадин на шее.

Тут Ивана проявила себя в роли сестры милосердия. Она промыла ему марганцовкой раны и хотела было залепить кусочками пластыря ссадины на лице и шее, но Станда решительно отказался от подобных украшений и сам тут же подверг осмотру нас одного за другим. Ватки с марганцовкой больше не понадобилось. Из ночной переделки мы выбрались без единой царапины, а если Станде что-то в нашем облике и не нравилось, так это толстый слой покрывавшей нас пыли. Тут он был неумолим, и, следуя за лучиком Иваниного фонарика, мы помчались к ручью.

Но пора мне наконец объяснить, почему наши планы мести рухнули. Виновата в этом была, разумеется, Ивана. Узнав о нашем намерении предпринять ночную вылазку, она тотчас поделилась новостью со Стандой. Тот, недолго думая, отправился в деревню за ротмистром Еничеком, поднял на ноги еще двоих дежурных из дополнительной охраны, и они устроили облаву на тех двух бродяг. Их обнаружили крепко спящими под елью, а состояние ближайших окрестностей свидетельствовало о том, что этот сон никак нельзя было назвать здоровым, — поодаль валялись опустошенные бутылки из-под пльзеньского двадцатиградусного пива, сигареты и объедки кроликов, зажаренных на вертеле.

Вольная бродячая жизнь завершилась допросом в отделении; когда же выяснилось, что Ирка и Слава (а именно так звали наших недругов) несколько дней назад сбежали из детского дома в поисках приключений, ротмистр Еничек посадил их в машину и водворил на место.

Успешно завершив эту операцию, Станда сказал, что нас следует испытать на храбрость, и с помощью Иваны устроил все так, чтобы мы один за другим, как зайцы, попались в подстроенную им ловушку.

Но замыслы его не осуществились. Станда хотел разыграть перед нами таинственного иностранца, но он не учел, что Тонда может споткнуться. И тут уж ему пришлось убедиться, что смелости у нас хоть отбавляй. Позже, когда мы перебрали в памяти все наши действия, до нас дошло, какую невероятную глупость мы совершили. «Как же нас угораздило попасться на Стандину удочку?» — мелькало у всех в голове. Мой отец в таких случаях говорит, что после боя всякий рассуждает, как генерал, и это правда.

Но все это уже пустые разговоры, а моей целью в той ночной экспедиции было добыть Стандин фотик со вспышкой. Если вы ждете, что сейчас я поведаю, как на следующий день Станда сфотографировал нас на память о ночном налете, вы ошибетесь. То-то и оно, что фотоаппарата он тоже не нашел.

Фотоаппарат как сквозь землю провалился. Когда я объявил, что почти сразу после пропажи обнаружил отпечатки ног под окном, царапины на стене и следы в комнате, Мишка робко попросил слова. Покраснев как рак, он признался, что, когда ротмистр увел меня в канцелярию, ему удалось незаметно выскользнуть на улицу, спрятаться под окном и подслушать весь разговор. И прошел он как раз по той дорожке, которую я принял за воровскую тропку двух детдомовцев.

— Постой, — прервал Станда поток Мишкиных оправданий, — попробуй вспомнить, лежала ли на столе сумка с фотоаппаратом?

Закрыв глаза, Миша перебрал в памяти все, что тогда делал.

— Была! — воскликнул он. — Помню, со столика свисал ремешок и конец его лежал на вашем рюкзаке. Еще я хотел посмотреть на ваши пистолеты, — признался он, зардевшись, как перезрелый перец. — Но тут мне показалось, что по коридору кто-то идет, я спрятался за дверью, но в коридоре уже было тихо, я и вернулся на кухню.

— Это Клабан шел! — закричал Тонда. — Я ведь, когда Мишка вернулся, сразу за колбасой пошел, а наверху кастелян уже шебуршал!

— Из этого следует, — сказал задумчиво Станда, — что Клабан не брал аппарат, когда шел наверх… Остается второе: он украл его на обратном пути. Миша, не помнишь, ты дверь за собой закрыл?