Сказки темного леса - [278]

«…в среду они объявились на полигоне. Их приезду предшествовал рассказ о том, что в Чехове встречена команда из Лодейного Поля, которая едет на Видесс гномами. К сожалению, завернуть их по ложному маршруту опоздали, да и как грибные они опознаны не были…»

Далее Кантор в двух словах пересказывает случай с Прудковским, а затем пишет вот что:

«…они получили загруз на хаморских наемников (изящный штрих — в процессе беседы они поинтересовались „А не приехали ли гнусные вонючки грибные эльфы?“). К вечеру стало понятно, что это именно грибные. По полигону пошёл первый легкий стрём. Альдор (Баан Ономагул, кто понимает) забил на всё и переставил палатку на мастерятник…»

Затем Кантор живописует, как мы ночью посещали Гарсарву, добавляя в конце:

«… к сожалению, спать грибные не пошли, а отправились к Лустбергу устраивать пожизненную[259] разборку. Стрем по полигону пошел уже весьма серьезный…»

Как видите, Кантор несколько раз упоминает в своем сообщении о царящей на полигоне атмосфере неуверенности и страха. Он даже рисует некую прогрессию — легкий стрем, серьезный стрем, а затем уже и паника:

«…следующие серьезные проблемы начались после парада. Сначала (хотя об этом я лично узнал сильно позже) грибные бросили дерьмом в лицо Лустбергу. Пока я сидел в Видессе и успокаивал народ, было, собственно, начато совещание в мастерятнике. По его итогам было принято наше великое ошибочное решение собирать толпу и выдворять грибных. Паника, однако, при этом была серьезнейшая…»

Проще говоря — пока мы пили, немалое количество игроков расползлось по своим стоянкам и предались там самой настоящей истерике. Как нам доложили, на мастерской выступил с речью Дан, толковавший примерно о следующем:

— Теперь грибные так просто не успокоятся, — трясясь всем телом, рассказывал он. — Сейчас они пошли пить, а когда нажрутся — примутся жечь палатки и избивать игроков. Девушек будут насиловать, а нас самих — резать! Клянусь, я их видел — они ни перед чем не остановятся!

Я уверен, что даже если бы мы обезглавили Дана и бросили его вонючую тушу посреди мастерятника — это не вызвало бы и половины того ужаса, что породила его сбивчивая, тревожная речь. Многие (а особенно те, кто сам ничего не видел) начали перешептываться между собой, и вскоре послышались первые взволнованные голоса:

— В Питере такое уже было! — толковали они. — На Артуре-6, на Ведьмаке, на РХИ и на Тамриеле… Помяните наше слово, ночью наверняка будет погром! И без жертв на этот раз точно не обойдется! Нельзя было их трогать, а теперь все! Пиздец всем, кто останется ночью на полигоне!

— Погасите костры и сидите у себя на стоянках! — кричали другие. — Никуда не ходите, держитесь друг у друга на виду! Слышали, как они часовых удавками похищают?! С ними шутки плохи! Были, правда, и те, кто пытался урегулировать ситуацию:

— Да не тряситесь вы так, — толковал собравшимся Джулиан. — Ну что вы мечетесь? Это все ерунда!

Но его, конечно же, не стали слушать. Вместо этого забившийся в палатку Ленский объявил об окончании игры, а некто Куковлев передал в эфир сообщение, которому суждено было вызвать на полигоне целую волну неоправданной истерии:

— Говорит мастерская! — передал Куковлев. — Попытка выдворить грибных провалилась, ситуация на полигоне ОЧЕНЬ СЛОЖНАЯ. Рекомендуется не зажигать костры и не ложиться спать, по возможности уходить с полигона на первых электричках. Это все, больше сообщений не будет. Бегите, и да хранит вас бог!

А множество раций — в Гарсарве и Йезде, в Машизе и в многострадальной Видессе — приняли и озвучили это удивительное сообщение. К тому времени на поле и в лесу успело стемнеть, так что сообщение Куковлева о тотальном бегстве вызвало волну самого настоящего ужаса. Разумеется, не все оказались такими дебилами, чтобы залить водой собственные костры — но, говорят, что нашлись и такие.

Теперь в лесу было полным-полно смертельно напуганных людей. Половина из них с ножами в руках сидела в темноте возле своих палаток, гадая: откуда выйдет зло и каким оно будет? И только на стоянке питерцев, у парней из Воронежа и еще кое-где (речь о тех игроках, которые в результате остались на полигоне) все было спокойно.

Даже Радор О'Гиф, прибывший под Чехов во главе своего Угорта, был совершенно спокоен — мы давно уже с ним не воевали, да и войско его с тех пор заметно окрепло. Скорее всего, он с презрительной улыбкой глядел на царящую вокруг суету — как, впрочем, и большинство питерских игроков. Мол, пусть москали мечутся, а мы у себя дома еще и не такое видали!

А вот у нас на стоянке было не очень спокойно: напившийся коньячного спирту Ааз решил, что Эйву пора ложиться спать. На самом деле пришла пора спать ему самому, но чтоб его уложить, нужно было очень и очень постараться.

Ааз из тех редких людей, на которых страшно нападать даже с бейсбольной битой в руках. Массивный и коренастый, полжизни прозанимавшийся спортом — Ааз, кабы захотел, мог бы опиздюлить любого на нашей стоянке. Мы искренне благодарили господа (каждый своего), что Ааз от природы уравновешенный человек, а не такое же быдло и гопота, как мы сами. Но коньячный спирт сделал свое дело, и Ааз неожиданно перекинулся. Правда, сделал он это по своему — его «альтерэго» оказалось вовсе не злобным. Зато очень настойчивым.