Сказки с крыш - [10]

…Чёрного господина на крыше никто раньше не встречал. Он был высоким, почти как человек, и отличался вкрадчивыми манерами. Кошки и крысы шарахались от одного звука его четких шагов, феечки дружно решили, что лучше остаться дома, домовой-сапожник запер свою будку, повесив на дверь корявую вывеску «не работаетъ».

Нашей цыганке тоже было бы лучше просидеть это утро в шатре, но нелегкая вынесла её прямо под ноги нежданному гостю.

— Ай, давай погадаю, красивый-яхонтовый, — выпалила феечка, вместо того, чтобы улететь быстро-быстро. Не в её характере было кого-то пугаться.

— Буду счастлив узнать, что сулит мне судьба, — с поклоном ответствовал господин и улыбнулся так сладко, что у цыганки свело скулы. — Гадай, сивилла!

Из воздуха возникло роскошное кресло, господин опустился туда и вытянул длинные ноги. Цыганка споро раскинула юбки и разбросала колоду.

— Ой, беда тебе будет красивый-яхонтовый, большая беда грядет. Ищешь сокровище ненаглядное, а на тебя враги целятся. Вот пиковый король, вот бубновый король, а вот и трефовая дама волчицей смотрит. Берегись, молодой-ласковый, берегись высоты, уходи с простора, под землей прячься, горький хлеб ешь, чтобы напасти отвести! А не то придет червовый король с булатным мечом, не сносить тебе головы, рубиновый… Позолоти ручку!

На крыше аж потемнело, так изменился в лице черный господин. Феечка грешным делом подумала, что тот на месте лопнет от злости. Но обошлось. Поднялся черный, улыбку на лицо натянул.

— Спасибо за правду, сивилла, спасибо за доброту. Награжу тебя щедро.

Поклонился ещё раз феечке, поцеловал ей ручки — сперва правую, потом левую — и исчез с крыши, как не бывало. А цыганка глянула на ладони — и в плач.

До плеча правая рука золотой стала, до локтя левая, ни мизинцем не пошевелить.

Феечки тотчас повыскакивали на шум из своих домиков, крысы с кошками из щелей повылезали — и давай наперебой хвалить и жалеть цыганку. Какая она молодец, прогнала с крыши черное чудище (чтоб он споткнулся на банановой корке). Её, бедняжку, теперь ни за что не оставят, вылечат и помогут.

Цыганка рассердилась, когда из родного шатра её переселили в волшебный домик, не желала надевать кружевные платьица и башмачки, отказывалась кушать фейные лакомства. Феечки-спасительницы вздыхали — и поступали по-своему. Им понравилось ухаживать за цыганкой, утирать её слезы кружевными платочками, развлекать миленькой музыкой и светской болтовней. Когда бедняжка бранилась — феечки затыкали ушки. Когда плакала от злости — сочувственно плакали следом.

Ей приносили самые вкусные вещи, принцы наперебой приглашали её танцевать и делали вид, что не замечают искалеченных рук, но бедняжка чахла день ото дня. Говорили, что золото вытягивает из неё жизнь. Приходили, конечно же, и целители, и ворожеи и даже настоящая Фея, но ни снадобья, ни заклинания не помогали. А после того как особо ретивая феечка-терапевт покрылась золотыми прыщами, все лекари куда-то пропали.

Старая Кошка оказалась умнее других. Красивыми серьгами со звездочками она заманила на крышу девчонку-цыганку из заезжего табора, привела её к феечке и хвостом на пыльной крыше написала: «Гадай!». Семь раз плюхались старые карты на пеструю юбку, и семь раз выпадало «вниз» — внизу, мол, твое счастье. Вниз так вниз.

Феечка-цыганка дождалась, пока её спасительницы соберутся на бал, попросилась отдохнуть в тишине, и когда за последней сиделкой хлопнула дверь, кое-как натянула цыганскую юбку поверх дурацкого платьица и сбежала.

На первый этаж она пробралась на лифте, дорогу в подвал ей указала Кошка, но в щель не полезла — нечего кошкам делать на глубине. Феечке было страшно, в трубе она ободрала себе коленки, в гадких лужах намочила юбки, и если бы не желание избавиться от золотой напасти, давно бы повернула назад. А так — её вело упрямство.

Цыганка сбилась со счёту, сколько коридоров, щелей и ям ей пришлось преодолеть. Когда впереди словно бы зашевелился пол, она решила, что от усталости у неё двоится в глазах.

Но это оказались крысы — много-много серых крыс. Цыганка дралась отчаянно — в кои-то веки золотые руки принесли пользу. Но нападающих было больше — вскоре цыганку связали её же юбкой и понесли.

Когда феечка кое-как разглядела, куда её доставили, она чуть не умерла со страху. В огромном зале возвышался костяной трон, а на нем, оскалив три свирепые морды восседал крысиный Король. Он обнюхал принесенную подданными добычу, с интересом попробовал на зуб золотую руку феечки и тотчас сплюнул. Феечка тоже хотела плюнуть в него, но от страха во рту пересохло. Король тоненько свистнул. Спустя небольшое время в залу внесли что-то пищащее в свертке из грязных тряпок. Цыганка вгляделась пристальнее — это был трехголовый, паршивый, вонючий и гадкий крысиный младенец. «Вылечишь, — раздались у феечки в голове слова. — Получишь руки».

Цыганка поморщилась, глядя, как из свертка что-то закапало, но кивнула — хуже уже не будет.

Их поместили в сухую нору с прочной дверью, у которой всегда стояли два больших крыса-стража. Феечка затребовала воды — много воды — крысы неохотно, но выполнили просьбу. Первым делом цыганка искупала младенца, невзирая на его хныканье и острые зубы. Болячки она по цыганскому рецепту засыпала свежей золой, замешанной на слезах, благо слез ей было не занимать. Кормить крысенка оказалось нетрудно — смышленый звереныш умел придерживать бутылочки лапками. А вот укачать оказалось непросто — малыш верещал и вырывался, а удержать его непослушными руками не удавалось. Феечка, помогая себе зубами, сделала перевязь из лоскута и уселась баюкать маленькое чудовище. Она пела все песни какие знала. А крысенок хныкал и хныкал — то ли у него что-то болело, то ли он хотел к своей крысиной маме. Наконец феечка собрала тряпки в кучу и уснула в обнимку с хвостатым воспитанником — пригревшись, он вдруг умолк. Поутру крысенок разбудил свою нянюшку, цопнув её за палец. Мало чему на свете так радовалась цыганка, как двум красным пятнышкам на сияющем золоте.