Сказки русского ресторана - [30]

— А мне-то на кой хрен с тобой было связываться? — вспылил Эйдельман, и звучал очень грубо. — А мне ты чем изволишь кормиться?

Перетятько стушевался и подумал, что он, наверное, был не прав. Как не крути, а сумма в семь тысяч ему тоже досталась легко. А то, что сумма его расстроила, то это исходило от того же, — от желания каждого человека иметь больше, чем уже есть, то есть от жадности исходило. Из этой суммы он неохотно отдал Кириллу целых две тысячи, и ему остались всего пять тысяч. Конечно, он надеялся получить сумму значительно крупнее, поскольку неплохое фотоателье, к которому он уже приценился, стоило ровно десять тысяч. Пришлось ему поломать голову, где раздобыть ещё пять тысяч. Все банки, куда он обратился, отказали ему в займе, мол, кредитная история не убедительна. Он стал просматривать объявления, опубликованные в газетах. Желающих дать деньги взаймы было более, чем достаточно, но всё с драконовскими условиями. Деваться некуда, договорился с мужчиной арабского происхождения, с условием, что все пять тысяч долга возвращаются ровно через год с интересом в тридцать процентов, и, кроме того, в течение года он должен отчислить кредитору тридцать процентов от дохода, который ему бизнес принесёт.

На деньги, полученные от страховки, а также занятые у араба, Перетятько купил фотоателье в одном из новых районов Долины, от дома почти два часа езды. Ближе к району, где он проживал, примерно такие же ателье стоили значительно дороже.

Бизнес был для него идеальный, поскольку он только и умел — фотографировать людей. У взрослых попадались и такие, кто просил, чтоб в фотографии отразился богатый внутренний мир, выпятилась мужественность или женственность. Плюгавец хотел выглядеть красавчиком, а красавица хотела быть ещё красивее, и подобная ерунда. С детьми возни было много меньше, особенно с маленькими детьми, они умиляли своих родителей самим фактом присутствия на фотографии. Ему пришла даже идея украсить витрину большим плакатом: «Дети — наша специализация». И ещё этот бизнес был тем хорош, что наконец-то в своей жизни он стал самостоятельным человеком. В России он всегда имел начальство и должен был его ублажать подарками и частью левого дохода, обязан был отчитываться и подчиняться разным идиотским распоряжениям. А здесь, наняв по дешёвке работников, он мог являться в любое время.

Разнообразя и улучшая качество фотографий, Перетятько стал использовать в рекламе благородное выражение художественная фотография. Семьи в округе скоро заметили хорошую работу фотоателье с плакатом «Дети — наша специализация», и клиентов всё больше становилось.

Но такая вот мелкая деталь. То есть мелкая с первого взгляда, а как убедимся мы несколько позже, деталь та была очень существенной. Дети, как знаем мы с малых лет, делятся на мальчиков и девочек. Так вот, почему-то наш фотограф был с маленькими мальчиками прохладен, и отщёлкивал их быстро и небрежно. А с маленькими девочками возился, дарил им шоколадки и дешёвые игрушки, сажал на колени, шутил, оглаживал, — в общем, казался добрым дядюшкой, который был от детей без ума. Всё, в самом деле, шло замечательно, пока одна из маленьких клиенток не попросила своего папу сделать ей то же, что делал дядя, который её фотографировал. Папа, конечно, хотел знать подробности, и дочка застенчиво продемонстрировала. Папа поехал в ателье, присмотрелся к поведению фотографа, но скандалить и морду бить не стал (Перетятько был слишком крупным мужчиной; кто его знает, а вдруг под жиром у него скрывались крепкие мышцы), а позвонил в организации, которые следили за порядком в отношениях взрослых и детей.

Вскоре Перетятько позвонили из правительственной организации со сложным неразборчивым названием, и задали пару вопросов, от которых фотограф омертвел. Потом та же организация прислала двух въедливых дамочек с холодными глазами и железными улыбками, которые знать хотели так много из того, что им не следовало знать, что Перетятько осознал, что в этой стране, стране «Лолиты», не столь уж удобно и безопасно соблазнять малолетних девочек. Потом приходили представители ещё каких-то организаций. Потом несколько матерей стали пикетировать ателье с такими замечательными плакатами, как «Здесь Работают Педофилы» и «Совратители Малолеток».

Перетятько решил позвонить Шмуклеру, который, как они договорились, якобы был его адвокатом. Он объяснил, что стряслось с ателье, и просил стать его защитником. Шмуклер неожиданно похолодел, сказал, что он в этом не компетентен, и тут же повесил трубку.

Детей перестали приводить, да и взрослых клиентов так поубавилось, что Перетятько закрыл ателье и выставил бизнес на продажу. Он осунулся, как при болезни. Ателье его никак не продавалось, мешала, возможно, репутация. Вэлфер ему пока не давали, и приходилось работать в химчистке за оскорбительно маленькую зарплату.

Теперь нам понятно, отчего это глаза у фотографа были грустными, отчего его не тешили, не смешили самые скабрёзные анекдоты, которыми подвыпившие мужчины наперебой засыпали дам, а дамы в соответствии с характером кто застенчиво улыбался, кто похихикивал тихонечко, а кто хохотал, так назад запрокидываясь, что стул их, как конь, вставал на дыбы.