Сказки, рассказанные на ночь - [13]

Так сказал мой старик-отец, и слезы выступили у него на глазах — наверное, он предчувствовал, что нам не суждено больше свидеться.

Путешествие наше прошло благополучно, и скоро уже мы достигли земли франков, а через шесть дней пути прибыли в большой город Париж. Здесь мой друг нанял мне комнату и посоветовал рачительно расходовать деньги, которых у меня было около двух тысяч талеров. Я прожил в Париже три года и выучился всему, что должен знать порядочный лекарь, но, если быть честным, я не могу сказать, что пребывание там доставляло мне удовольствие, ибо нравы тамошнего народа оказались мне совсем не по вкусу и настоящих друзей у меня было мало, хотя те немногие, с кем я свел дружбу, все были людьми весьма достойными.

Под конец я совсем уже истосковался по дому, тем более что за все время не получил от отца ни единой весточки; вот почему я воспользовался первой же оказией, чтобы отправиться в обратный путь.

В это самое время из страны франков в Оттоманскую Порту как раз снарядили посольство. Я предложил свои услуги, и меня взяли лекарем в свиту посла, благодаря чему я вскоре благополучно добрался до Стамбула. Дом отца, однако, я обнаружил запертым, соседи же, увидев меня, немало удивились и сообщили, что отец мой умер два месяца назад. Священник, который давал мне уроки, когда я был мальчиком, передал мне ключ, и я, оставшийся на свете один-одинешенек, поселился в опустевшем доме. Здесь я нашел все на прежних местах, как было при отце, только вот золото, которое он собирался отложить для меня, куда-то исчезло. Я спросил священника, куда оно могло подеваться, и тот с поклоном ответил мне:

— Ваш батюшка умер святым человеком, ибо завещал все свое золото церкви.

Как такое могло произойти, и по сей день остается для меня непостижимой загадкой. Но что я мог поделать, ведь у меня не было свидетелей, которые опровергли бы утверждение священника, и я уже был рад хотя бы тому, что прыткий священнослужитель не прибрал к рукам, сославшись на завещание, наш дом со всеми хранившимися в нем товарами.

Это было первое несчастье, обрушившееся на мою голову. С этого момента неудачи преследовали меня. Прибегать к моим лекарским услугам никто не спешил, потому что мне было стыдно самому навязывать себя, подобно какому-нибудь базарному шарлатану, а без рекомендаций, которые легко мог бы дать мне отец, будь он жив, было не пробиться в богатые, благородные дома, где никому не было дела до бедного Залевка. Отцовские товары тоже не находили сбыта, потому что все его старые покупатели за это время растерялись, а новых так быстро не найдешь. И вот, когда я однажды сидел и размышлял о своей горькой участи, я вдруг припомнил, что в стране франков мне не раз встречались мои соотечественники, которые разъезжали по городам и весям, предлагая на продажу свой товар. А ведь как бойко у них шла торговля, подумал я. Потому что тамошним людям, похоже, нравятся заморские вещицы, и значит на этом можно хорошо заработать. Во мне тут же созрело решение. Я продал отцовский дом, часть вырученных денег отдал на хранение одному надежному другу, на остаток накупил разных товаров, которые у франков считались редкостью — шали, шелковые ткани, мази и благовония, после чего приобрел себе место на корабле и во второй раз отправился в страну франков.

Едва только остались позади Дарданеллы с их мощными укреплениями по берегам, как удача снова повернулась ко мне лицом. Путешествие было недолгим и обошлось без приключений. Я пустился странствовать по разным городам, большим и малым, находя повсюду хороших покупателей на мой товар. Друг мой только и успевал присылать мне из Стамбула новые запасы, так что день ото дня я становился все богаче и богаче. Когда же я наконец скопил достаточно для того, чтобы отважиться поставить дело на более широкую ногу, я перебрался со всем своим добром в Италию. Правда, должен признаться, что у меня был еще один источник заработка, приносивший мне немалый доход, — попутно я занимался врачеванием. Приехав в какой-нибудь город, я тут же давал объявление о том, что, дескать, прибыл греческий врач, который уже многих исцелил, и действительно, благодаря моему бальзаму и прочим лекарствам я неплохо пополнял кошелек цехинами.

Так в конце концов я добрался до города Флоренция, что в Италии. Я решил обосноваться тут на некоторое время, отчасти потому, что этот город мне весьма понравился, отчасти потому, что устал от бродячей жизни и теперь хотел отдохнуть. Я нанял лавку в квартале Санта-Кроче, а сам поселился неподалеку, в трактире, где мне отвели несколько чудесных комнат с террасой. В первый же день я по обыкновению велел разнести объявления, в которых сообщалось о моем прибытии и говорилось, что я торгую заморскими товарами и к тому же умею врачевать. Не успел я открыть свою лавку, как ко мне хлынули толпы народа, и, хотя цены у меня были немалые, продавал я гораздо больше других, ибо старался обходиться со своими покупателями услужливо и любезно. Я прожил во Флоренции с полным удовольствием уже четыре дня. Вечером я собрался запирать лавку и, как обычно, пошел проверить, сколько у меня осталось в банках мазей. Тут я обнаружил в одной маленькой баночке записку, которую сам я, как мне помнилось, туда не клал. Развернув записку, я прочитал ее. В ней содержалось приглашение явиться нынче, ровно в полночь, к мосту, который назывался Понте Веккьо, иначе — Старый мост. Я долго размышлял, кому понадобилось приглашать меня туда, но поскольку я не знал во Флоренции ни единой души, то предположил, что, наверное, меня хотят потихоньку отвести к какому-нибудь больному, как это уже бывало не раз. Вот почему я все же решил отправиться на встречу, но взял с собою на всякий случай саблю, которую когда-то подарил мне отец.