Сказки - [10]

То перед нами фея, которая наделяет вежливо ответившую ей девушку свойством при всяком слове ронять из уст брильянт или жемчужину, а другую девушку, ответившую грубо, — свойством при каждом слове изрыгать лягушку или жабу. Или дети, которые, за то что хорошо исполняли волю отца и матери, становятся знатными сеньёрами, в то время как других, порочных и непослушных, постигают ужасные несчастия.

Как бы ни были причудливы и фантастичны различные эпизоды этих сказок, — несомненно, все они возбуждают в детях желание походить на тех, которые достигают счастья, и вместе с тем боязнь навлечь на себя несчастья, какие постигают злых за их пороки. Разве не похвально поступали отцы и матери, когда они своих детей, еще неспособных постигать чистые истины, лишенные прикрас, — заставляли полюбить эти истины и, если можно так выразиться, проглотить их, придав им форму занимательных рассказов, рассчитанных на слабости, свойственные их возрасту?

Трудно себе представить, с какой жадностью эти невинные души, еще не утратившие природной чистоты, воспринимают скрытые в сказках поучения. Они грустны и подавлены, когда герой или героиня сказки — в беде, и вскрикивают от радости, когда приходит к ним счастье; подобным же образом, они скрепя сердце переносят благополучие злого или злой и приходят в восторг, видя, что те наконец получают заслуженную кару. Все это — семена, которые западают в душу и сперва вызывают в ней лишь радость или печаль, но из которых не замедлят вырасти добрые наклонности.

Я мог бы сделать мои сказки более занимательными, введя в них некоторые вольности, которыми авторы привыкли их оживлять; однако желание нравиться никогда не могло заставить меня нарушить усвоенное мной правило — не писать ничего такого, что могло бы оскорбить стыдливость и нарушить благопристойность. Вот мадригал, сочиненный одной очень умной молодой девушкой и написанный ею на заглавном листке „Ослиной Кожи“, которую я ей послал:

Здесь об Ослиной Коже дан рассказ простой

С такой наивной чистотой,

Что он во мне восторг невинный

Зажег, как в дни, когда, бывало, у камина

Мой детский ум пленяла няня сказкой той.

Черты сатиры нам она являет,

Но желчи нет следа и злобы никакой.

II всем отраду сказка доставляет.

Но потому еще люблю ее читать,

Что нас она смеяться заставляет,

А между тем ее и мать

И духовник наш одобряет.

К Мадемуазель

Ваше высочество.

Вероятно, никто не найдет странным, что ребенку пришло в голову сочинить сказки, составляющие этот сборник; однако все удивятся, что у него хватило смелости вам их поднести. Однако, Мадемуазель, как бы ни был велик контраст между наивностью этих сказок и высокой просвещенностью вашего ума, тот, кто всмотрится в них хорошенько, увидит, что я далеко не так достоин порицания, как может показаться на первый взгляд. Все они содержат весьма разумную мораль, которая выступает более или менее явственно в зависимости от степени проницательности читателя. Но так как ничто не характеризует в такой мере широту ума, как способность интересоваться самыми высокими предметами и наряду с этим нисходить до мелочей, — то никого не удивит, что та же самая принцесса, которой природные дарования и воспитание сделали доступным все, что есть в мире возвышенного, с удовольствием прочтет и подобного рода безделушки. Правда, эти сказки дают картину того, что происходит в заурядных семьях, где похвальное желание поскорее обучить детей заставляет родителей выдумывать истории, лишенные всякого смысла, чтобы удовлетворить запросы детей, еще не обладающих здравым смыслом. Но кому, как не лицам, которых небо предназначило управлять народами, подобает знать, как живут эти последние? Желание приобрести эти познания побуждало иной раз героев, и даже героев нз вашего рода, посещать лачуги и хижины, с тем чтобы увидать собственными глазами характерные черты народного быта; приобрести эти познания показалось им необходимым для завершения своего образования. Как бы то ни было, Мадемуазель,

В обличье той, кому я сказки предлагаю,

Вновь воплотилась быль седая.

Но ни одна из добрых фей

Не принесла в былые годы

Любимицам даров щедрей,

Чем вам премудрая природа.

Имею честь пребывать,

Мадемуазель,

вашего королевского высочества

смиреннейшим и покорнейшим слугой.

П. Дарманкур.

Спящая красавица

Жили-были король с королевой, которые так огорчались тем, что у них не было детей, так огорчались, что и рассказать нельзя. Ездили они на всякие целебные воды, давали обеты, совершали паломничества, и ничего не помогало. Все-таки, наконец, королева затяжелела и родила дочку. Богатое было крещенье, маленькой принцессе позвали в крестные матери всех фей, которых нашли в стране (а всего их нашлось семь), чтобы каждая дала свой дар. И так как в то время давать такие дары было в обычае у фей, то принцесса таким способом и получила все возможные совершенства.

После того как торжество крещения окончилось, все вернулись в королевский дворец, где был приготовлен большой праздник для фей. Перед каждой из них поставили великолепный обеденный прибор с ларчиком из литого золота, где лежали ложка, вилка и ножик из тончайшего золота, украшенные алмазами и рубинами. Но только что заняли они свои места за столом, как вошла старая фея, которую не позвали, потому что вот уже пятьдесят лет как она не выходила из своей башни и думали, что она либо умерла, либо очарована.