Сказки Малышки Жюли - [70]

— Правота-то, она, конечно, на все времена одна, — Доктор Тондресс посмотрел на Печеньку, на её маму и папу, нахмурился и строго сказал: — Ну-ка, дорогие родители, пойдёмте-ка в другую комнату. Нам нужно очень серьёзно поговорить!

К удивлению Печеньки, родители и не подумали возразить или возмутиться его строгому голосу — напротив, послушно, точно первоклашки, разбившие окно в кабинете директора, вышли из комнаты следом за Доктором и прикрыли за собой дверь.

Девочка от волнения не сразу попала в тапочку, неуклюже запрыгала по комнате на одной ножке и замерла возле двери, прильнув к щёлке, — очень уж любопытно, о чём говорят взрослые. Она успела услышать только «А ребёнком-то ей когда быть?!», сказанное всё тем же строгим голосом Доктора Тондресса, как дверь захлопнулась, едва не прищемив Печенькин нос — та едва успела отскочить в сторону.

Девочка подёргала дверную ручку, и та услужливо повернулась, однако дверь так и не открылась — как девочка ни старалась и с какой силой ни тянула, упираясь пятками в дверной косяк.

— Подумаешь! — ворчливо прошептала она, окончательно запыхавшись. — Не очень-то и хотелось!

На глаза попался стакан со снадобьем — Доктор оставил его на столе, прежде чем выйти. Внутренний голос подсказывал Печеньке, что лучше ничего не трогать — этот Доктор Тондресс не так прост! — и всё же любопытство взяло верх. Но стоило ей только склониться над стаканом и принюхаться, как переливающийся перламутром эликсир пшикнул прямо в нос, словно банка с газировкой. Печенька чихнула.

— Будь здорова, — услышала она голос Доктора и ойкнула.

— Простите, — просипела девочка, краснея до ушей, а мама, переглянувшись с отцом, быстро подошла к дочке и крепко обняла.

— Это ты нас прости, — прошептала она, целуя дочь в макушку. — Нам нужно было ещё год назад сесть всем вместе и поговорить. Мы были так слепы, так глухи!.. Этого больше не повторится, обещаю!

Печенька не верила ушам, однако тёплые мамины объятия, виноватый вид папы и посмеивающийся в кулак Доктор Тондресс убедили, что это не сон. Она хотела было спросить, что же такого сказал Доктор маме и папе, что они так быстро изменили мнение, но услышала невесть откуда взявшуюся музыку и обернулась. Соловьиная песня — та самая, которую Доктор Тондресс размешал в эликсире, — вновь наполнила комнату, закружилась под потолком, отражаясь в зеркальной люстре.

— Что? Что это? — вертели головой удивлённые родители — теперь-то они слышали волшебную музыку Доктора: тот улыбался, словно довольный кот, а потом хлопнул в ладоши, и соловьиные трели послушно вернулись в эликсир.

— Теперь выпей это, — сказал Док, передавая стакан Печеньке.

Она на всякий случай закрыла нос, выпила волшебное снадобье и облизнулась: эликсир напоминал мамин вишнёвый пирог.

— Ма-а-ам! — громко позвала девочка и навострила уши: за время болезни она так привыкла шептать, что совсем забыла, как звучит её собственный голос, — неужели он и впрямь такой звонкий? — Спасибо, спасибо, Доктор Тондресс!

Радость переполняла: хотелось смеяться и танцевать, хотелось раскинуть руки и влететь до небес, хотелось петь — так громко, чтобы весь мир услышал, что у неё есть голос!

Она закружилась по комнате лёгким пёрышком и запела свою любимую песню — но тут же схватилась за горло и в паническом ужасе уставилась на Доктора: да, она вновь могла говорить — но не петь! Голос не повиновался: то взвивался вверх, то обрушивался вниз, то взвизгивал и скрипел, как заржавевшие ворота, то рычал так, что любой медведь сбежал бы со страху.

— Это из-за вашего лекарства, Доктор? — ошарашенно спросил папа.

— Конечно, нет! — возмутился Доктор Тондресс. Он спешно подошёл к Печеньке, коснулся ладонью её лба и нахмурился — морщинки на его лбу стукнулись друг о друга.

Печенька испуганно смотрела на Доктора снизу вверх и ждала его слов. Секунды тянулись, как остывающая карамель, и слипались в минуты, а Док всё молчал.

— Ваша дочка должна отправиться со мной, — сказал он наконец, и мама нервно хрустнула пальцами. — Некоторое время она побудет в моём «Приюте», где мы с Помощниками сможем её исцелить. Если этого не сделать, она может вновь лишиться голоса. — Док печально вздохнул и добавил: — Уже навсегда.

Печенька заревела, а мама с папой и думать не стали — отпустили её с Доктором, но взяли честное слово, что она будет писать и звонить им каждый день.

— Печенька обняла маму и папу напоследок, и Доктор Тондресс перенёс её в «Приют», — Жюли закончила сказку и поднялась. — Ну что ж, теперь пора ложиться спать!

— Жю, погоди! — окликнула Даня, и та остановилась. — Скажи, пожалуйста, Доктор Тондресс вернул Печеньке голос с помощью скрипичного ключа, да?

— Нет. Скрипичный ключ — только сосуд, куда мы собираем соловьиную песню. А вот она как раз и вернула Печеньке её собственный голос.

— Не очень представляю, как можно поймать голос, — сокрушённо вздохнула Сова. — Как на кассету или диск? Как запись? А как тогда эту запись можно размешать в эликсире?

— Это совсем не запись, — улыбнулась Жюли. — Мы… как бы это сказать… ловим голоса птиц. Магия ключа собирает звуки и делает их видимыми и осязаемыми. Вот как мы ловим солнечных зайчиков, например.