Сказки и рассказы Светланы Щелкуновой - [23]

Однажды Мила испекла себе на день рождения пирог и хотела его съесть, потаскав себя для порядку за уши. Одиночество высунуло морду из-за кухонных дверей, уставившись на блюдо с пирогом. И тут Миле пришла в голову одна идея. Она отломила кусок пирога и протянула Одиночеству, но то лишь шарахнулось в темноту, испуганно булькая и ворча. Мила от идеи не отказалась, положила кусочек отломленного пирога поближе к двери, а сама отошла вглубь кухни. Одиночество с шумом втянуло носом пироговый запах, злобно булькнуло, медленно выползло из-за двери, дотянулось до пирога и, схватив добычу, моментально растворилось в ночи, сердито поцокивая когтями.

Мила решила не торопиться и не форсировать события. С тех пор она оставляла то кусочек пирога, то томик любимых стихов возле двери, потом под диваном, а после уже и на столе. Одиночество недоверчиво принимало и лакомства и стихи, каждый раз убегая. Однажды, схватив со стола то ли кусок изысканного штруделя, то ли потертый ароматный томик Бодлера, споткнувшись, Одиночество как бы случайно упало в кресло, да так и осталось в нем сидеть. Мила попыталась было завязать беседу, но без результата. Одиночество глядело исподлобья, напряженно помаргивая левым глазом. Доев штрудель или заложив под мышку книгу, на полусогнутых оно ретировалось к двери, но, уходя, оглянулось и посмотрело на Милу многообещающе.

С тех пор Одиночество, приняв подношение, сиживало в кресле, сначала на самом краешке, а потом уже преспокойно разваливалось в нем, болтая мохнатой то ли ногой, то ли лапой.

Заговорило оно не сразу. С месяц молчало, потом стало отвечать на Милины вопросы односложными фразами, тихим, бесцветным голосом. Со временем фразы становились более витиеватыми, а голос более насыщенным и цветастым.

Да и сама Мила тоже менялась. Раньше Аркадий Петрович никак не мог выгнать ее после рабочего дня домой. Он, как и всякий уважающий себя начальник, уходил с работы последним, распрощавшись со служащими ("Идите, идите, а я тут еще за всех потружусь!") и отпустив уставшим голосом секретаршу. Травушкина мешала начальнику выглядеть уставшим и радеющим. Они давно играли в скучную игру "кто кого пересидит". Теперь Мила убегала вместе со всеми подчиненными, лицо ее сияло, из чего коллеги сделали вывод: "Наконец-то наша тихоня кого-то завела себе! Ну, слава Богу! Смотри, как торопится к своему!" Мила действительно очень торопилась домой, где ее ждало ее же собственное уже почти прирученное Одиночество.

Она купила для Одиночества мягкие тапочки, чтобы то не цокало в коридоре, пекла пироги и всегда держала на кухонной полочке конфеты в яркой коробочке из-под нюрбергских пряников. Часами сидели они за столом, прихлебывая чай из полупрозрачных хрупких блюдец. Мила пересказывала Одиночеству последние новости или читала стихи. Причем, из конфет оно отдавало предпочтение "мишкам на севере", а из поэтов – Пастернаку, Бодлеру и одной известной питерской поэтессе Нине Савушкиной.

Вскоре Одиночество приручилось и не выскакивало из-за углов внезапно, а всегда предупреждало хозяйку тихим посвистыванием. По-настоящему победным стал тот день, когда оно дало подстричь себе когти или все же ногти. Мила не без трепета взяла доверчиво протянутую лапу и аккуратно обрезала ногти маникюрными ножницами. Теперь, если Одиночество и вскакивало по ночам к Миле на кровать, то грудь не царапало, а лишь деликатно тыкалось в руку спящей влажным сопящим носом.

Прирученное Одиночество выглядело по-домашнему, особенно в тапочках. Счастливая Мила ухаживала за ним, выгуливала белыми ночами в парке, раз в неделю мыла в ванной специальным шампунем, а после терпеливо и долго расчесывало шерсть. Иногда они вместе пели в раскрытое окно, их нестройный дуэт пугал сидящих внизу на лавочке алкашей или тинэйджеров. Первые давали другу другу слово никогда больше не пить, а вторые впоследствии становились уравновешенными и сантиментальными.

"Хорошая все-таки идея пришла ко мне в голову! – думала Мила, сидя рядышком с Одиночеством напротив окна. – Замечательная идея!" Когда-то давно у Милы была подруга и собаки, целых две, а еще до этого жили родственники. Родственники поумирали, а потом поумирали и собаки. А подруга вышла замуж. Вот так Мила осталась одна. Она хотела даже завести себе кошку или рыбок, или на худой конец – хомячка, или даже, наоборот, покончить жизнь самоубийством. Хорошо, что она этого не сделала. Потому что рыбы и кошки имеют обыкновение умирать, так же как собаки, родственники и, на худой конец, хомячки. Подруги имеют обыкновение выходить замуж, а Милино Одиночество всегда при ней и никогда не выйдет замуж, потому что среднего рода, и умрет только вместе с Милой, или не умрет, а потащится вслед за гробом вместе с соседями, но это будет еще очень нескоро.

А пока Мила счастлива. Потому что прирученное Одиночество не то, что дикое, оно как друг и даже больше. Потому что друг может быть занят, может и вообще запросто уйти, хлопнув дверью, оставив в ванной зубную щетку, а в шкафу – три клетчатые рубашки и четыре пары носков. Одиночество никогда не бывает занято, у него нет ни работы, ни клетчатых рубашек, ни других дел, кроме как быть рядом с Милой. Оно не хлопает дверью, а тихонечко плавает по коридору в мягких тапочках или сидит с Милой на диване, напевает что-то, булькает, глядит в окно, как в большой телевизор.