Сказки и предания алтайских тувинцев - [44]

Так говорили обе золовки.

И когда он спал глубоким сном, его старшие братья привязали железный хёнек к хвосту строптивой необъезженной лошади и с криками ворвались в загон, перепугав весь скот. Обе его ничтожные золовки стояли уже наготове и закричали:

— Бёген Сагаан Тоолай, ты мертвый или живой? На нас напали, опять явился Хюрелдей Хаан, он грабит, выходи поскорей!

Бёген Сагаан Тоолай, спавший крепким сном, накинул шубу, подбитую мехом дикой лошади, ко, когда он выбегал, его крепкий черный меч, закаленный кровью шестидесяти мужей, отсек ему обе ноги по ягодицы, да так, что они отвалились. Было ясно, что оба его брата и золовки разграбили все вокруг. Пока он полз и скакал на руках, они все взяли и убежали.

Волочась грудью по земле, он пополз опять в свою юрту и схватил серебряную палку длиною в шесть саженей, так как увидал, что его не жеребившаяся три года белая кобылица, которую они захватили, как раз собирается убежать. Своей серебряной палкой длиною а шесть саженей он ударил по всем ее четырем ногам и удержал ее.

Оба его старших брата, алчущие захватить землю несчастного, коварно бросили его одного на покинутой кочевке, а сами снялись с места и откочевали. Ах, что же ему, неподвижному, было делать, как не остаться, страдая от боли, в своей стране. Как был, без ног, подтащил он все-таки белую кобылицу, не жеребившуюся три года. к подножию молодого сандалового дерева. Вернувшись к своей юрте, он увидел, что в очаге есть только одна искорка жару. Он взял эту искорку, разжег с помощью щепочек огонь, раздул его, зажарил кобылу, начиная от хвоста, чтобы как-то поддержать свою жизнь. А сам все думал: «Хоть я и лишался своих ног, но надо же как-то достать их!» Пополз на руках и принес обе свои ноги и положил их рядом с собой. А потом он лежал и кормился жареным мясом нежеребой кобылы. Как знать, сколько прошло дней и ночей. Он опять пришел в себя и увидел, что юркая желтая мышка гложет икру его отрезанной ноги.

«Хоть она и отрезана, но ведь это часть моего тела. Ну как не рассердиться на эту мышь!» — подумал он. Он кинул в мышку одной из лошадиных ног, и она упала с двумя оборванными лапами- иначе и быть не могло.

— Вот так-то! Иди по моим следам, следуй по моему пути! Раз ты грызла мое мясо, как же можно дать тебе спокойно жить, ах ты, несчастная мышь! — сказал он, усевшись у костра.

А в один прекрасный день появилась мышка, держа в пасти обе свои лапки. Приложив их к тому месту, откуда они были оторваны, она стала непрерывно глодать корень какой-то травы. Через три дня — смотри-ка! — обе лапки мыши были опять на месте.

«Оторванные лапки мыши приросли, оттого что она ела эту траву. Может быть, и мне удастся вылечиться таким образом?» — подумал он. Подполз он к корням, оставшимся от мышки, приложил к себе обе ноги и стал есть эти корни. И мясо его срослось, но кости никак не срастались.

«Ах, сколько же мне еще сидеть здесь в печали совсем одному!» — подумал он. Вырвал он деревце мандалаш и, продолжая лечиться, вырезал себе из него шоор и стал играть на нем. И теперь, когда он лечился, играя на своем шооре, ему казалось, что он уже не так одинок. Ему казалось, что он снова в своей семье, — столько радости доставлял ему шоор.

А кости его между тем не срастались, хотя обе ноги приросли. Но когда он пробовал ходить, он не мог сделать ни шагу. Мясо зажило, а кости не заживали. А как поглядеть, тело его было таким же, как прежде. Жил он все время тем, что жарил и ёл мясо кобылицы— а что ему было еще делать? И вдруг загремел голос:

— Пусть не смолкает напев твоего шоора, пусть он не смолкает! Продолжай играть!

Услыхав эти слова, он заиграл песню о коне Балджын Хээре [55],обежавшем вокруг озера Марга:

«Дёёрээ Мёнгюн [56], Дёёрээ Мёнгюн, о, как обежал ты четырехугольное озеро, ах, Дёёрээ Мёнгюн!» — играл он.

— О, как прекрасно звучит этот инструмент! Только пусть он не замолкает, пусть он не замолкает, пусть он не замолкает, я буду передвигаться по нему! — сказал голос.

Услыхав это, Бёген Сагаан Тоолай продолжал, конечно, играть. И вот появилось несчастное существо с высохшими черными глазами. Когда оно приблизилось, Бёген Сагаан Тоолай спросил:

— Ты кто такой?

— Меня зовут Шонанынг Шона Шилви.

— Что случилось с твоими глазами? Как ты попал сюда? — спросил Бёген Сагаан Тоолай.

— Ах, на меня напали и разграбили мою страну. Я пошел и отомстил. А когда я вернулся, оба моих старших брата возжаждали моей добычи. Они налили мне в глаза яда и ослепили меня. Отняв у меня все, они удалились, и тут я узнал, что такое нужда. Я бродил повсюду, нигде не находя себе места. Шел я, шел и вдруг услышал прекрасные звуки и пришел сюда на звуки твоего шоора.

— Увы, мне тоже навредили мои старшие братья. Возжаждав моей добычи, они лишили меня обеих ног и скрылись. Наши судьбы похожи, — сказал он, и стали они жить вместе, слепой и калека.

И вот сидели они однажды утром, жарили мясо кобылы и ели его, и вдруг по лесу с ревом пробежал олень.

— Послушай-ка, что там такое? — спросил Бёген Сагаан Тоолай. И сказал тогда Шонанынг Шона, могучий:

— Когда-то, когда я еще бродил повсюду, я слыхал однажды, что олень ревет не от боли. Я слыхал, что олень ревет перед смертью или перед несчастьем, угрожающим всей стране. Пойдем-ка поглядим!