Сказки и песни цыган России - [5]

Обрадовалась Рубина его возвращению. А так как своих детей у нее не было, то привязалась она к Бэнгу, как к родному сыну. Только имени этого она слышать не могла и повезла ребенка в церковь крестить, где дали ему имя Вайда. Рос мальчик красивым, смышленым и здоровым. Когда ему исполнилось два года, со всей округи стали съезжаться цыгане посмотреть на такого красавца. А когда Рубина появлялась на ярмарках и Вайда–Бэнг, по–цыганскому обычаю, сидел у нее за спиной, собирались толпы зевак посмотреть на удивительно красивого цыганенка. Год от года прибавлял Вайда в силе и в красоте. С детских лет приучил Пихта сына к лошадям, и все цыгане удивлялись, что даже самые дикие лошади слушались цыганенка.

Наконец исполнилось мальчику восемнадцать лет. Как–то раз подъезжает отец Вайды к большому цыганскому табору. Сделал шатер, а когда начало смеркаться, пошел к костру, где собрались старики–цыгане. Подсел в кружок и стал прислушиваться к общему разговору. Говорили о лошадях. И вот вступил один старый цыган.

— Знаю я, — говорит, — про одну лошадь. Таких лошадей в мире не отыщешь. Никто еще на земле на эту лошадь не садился. Даже близко она человека не подпускает.

Зашумели цыгане, заговорили разом.

— Да где ж такая лошадь?

— Как так?

— Где достать ее, лошадь эту?

— А никак не достать, — ответил старый цыган, — за деньги ее не купить, а украсть — нет такого счастливого человека.

Снова заволновались, зашумели цыгане.

— Быть того не может, чтобы нельзя было украсть.

— А вот и говорю вам, что в жизни никому не украсть эту лошадь. Но есть такой слух, что живет на свете какой–то цыган, у которого сын есть по имени Бэнг. Так вот, этот Бэнг — единственный, кто может украсть эту лошадь.

Поднялся Пихта:

— Зачем ты над сыном моим смеешься? Откуда знаешь, что ему эта лошадь предназначена? Почему думаешь, что он сможет ее украсть? Ведь мой сын за свою жизнь даже корки хлеба не украл.

— А разве Бэнг это твой сын?

— Мой!

— Позови его сюда. Позвал Пихта сына и говорит:

— Слушай, сынок, этот старик говорит, что ты можешь украсть какую–то диковинную лошадь и что никто, кроме тебя, этого сделать не сумеет.

— А где эта лошадь? — удивился Бэнг.

— На царской конюшне, — сказал старик. — Уже три года не могут найти этой лошади седока. Только ты один с ней справишься.

Не поверили цыгане, засмеялись, мол, как же так, взрослые не могут на лошади усидеть, а какой–то мальчишка придет, укротит, да еще и украдет ее. И лошадь–то из царской конюшни! Там, почитай, одних слуг тысячи.

Запали в сердце Бэнга слова старика, неспокойно на душе у него стало.

— Отец, — говорит он, — отправишь меня — я поеду, а не отправишь — все равно убегу!

Да разве мог Пихта сына на такое дело отпустить? Сам только раз в жизни попытался своровать и то попался. А тут сын единственный, кровь родная.

Стал Пихта на сына кричать, плакать стал, уговаривать его, мол, ни за что не отпущу тебя, да разве его удержишь?

— Только дай мне, отец, своего серого коня и седло дай черкесское, золотом обитое, да уздечку дай серебряную, да рубашку дай парчовую, да сапоги дай сафьяновые.

Видит Пихта, что сына не удержать, согласился, сделал все, как Бэнг просил. И отправился Вайда–Бэнг к царскому дворцу.

Долго ли, коротко ли, подъехал он к царскому дворцу. А на балконе сидят две царские дочери — Милана да Белана. Заметили они красавца–цыгана, и загорелись у них щеки пунцовым огнем. Бросились они к отцу своему, царю–батюшке:

— Папенька, родненький, глянь, какой красавец едет на лошади! Мы такого отродясь не видывали. Как бы узнать, откуда он приехал да зачем к нам пожаловал?

— Задержи его, папенька, позови сюда.

Любил царь дочерей своих и приказал слугам задержать цыгана и привести его во дворец. Привели красавца к царю, тот его и спрашивает:

— Откуда ты приехал, молодец, какого купца–барина сын? Как звать–величать тебя?

Отвечает цыган:

— Не купца–барина сын я, а простого человека, рода цыганского, и зовут меня кто Вайдой, а кто Бэнгом.

— Не думал я, что ты из простого племени цыганского. Уж больно вид у тебя как у барина. Ну да ладно. А звать я тебя буду Вайдой, мне это имя больше нравится.

И вот в честь Вайды устроил царь бал. Пригласил знаменитых гостей: королей заморских, князей с женами да с дочерьми. Пусть полюбуются, какой в его королевстве красавец–цыган живет. Когда гости стали рассаживаться, то дочери царские — Милана да Белана — чуть не передрались между собой, кому рядом с Вайдушкой сидеть. И чтобы никому обидно не было, посадили Вайду посередке между ними. А когда бал начался, то и вовсе скандал получился: какой женщине не захочется с таким красавцем потанцевать? И той хочется, и другой. Не рвать же цыгана на кусочки. Кончился бал, пир начался. Стали гости между собой разговоры вести. И так случилось, что о лошадях речь пошла. Ведь и среди царского рода любители лошадей есть. А Вайде как будто того и нужно.

— Слушайте, — говорит он, — ваше царское величество, дошло до меня, что держите вы на своей конюшне коня диковинного, что лучше этого коня в целом свете не сыщешь, что три года не можете вы найти седока, который бы на нем минуту усидел. А что, если мне попробовать?