Сказки и легенды ингушей и чеченцев - [7]

* * *

К несказочной прозе относятся легенды и предания. До последнего времени они не только не изучались, но и не были выделены в самостоятельные жанры. Собирателями фольклора они публиковались вместе с нартскими сказаниями и сказками. Тем более эти жанровые разновидности не разграничивались между собой. Народ воспринимает легенду и предание как свою прошлую эпическую историю. Эти два жанра связывает единый признак — «установка (действительная или как основной прием) на правдивый рассказ о действительных событиях или лицах» [161, 40]. Если сказка вайнахов — это «повествование с установкой на вымысел», ориентирующее на то, что было или не было, то легенда и предание — всегда «правда», т. е. художественно обработанный, эмоционально приподнятый, но обобщенный факт действительности, который даже при наличии вымысла воспринимается как эпическая реальность.

Многие легенды носят мифологический характер («Спор о солнце и луне», № 157; «Как возникли солнце, месяц и звезды», № 156); значительное число их посвящено хозяйкам болезней (У-Нана), вод (Хи-Нана), вьюг (Дарза-Нана). Иногда эти хозяйки проявляют недовольство тем, что их плохо принимают, и насылают на жителей аулов болезни; по их велению исчезают озера, останавливаются реки.

Можно сказать, что «легенда — созданный устно, эпический прозаический рассказ, имеющий установку на достоверность; основным содержанием легенды является нечто необыкновенное, чудесное, что и определяет обычно его структуру, систему образов и изобразительных средств» [83, 13].

Предание можно определить как «созданный устно, имеющий установку на достоверность, эпический, прозаический рассказ, основное содержание которого составляет описание реальных или вполне возможных фактов» [83, 12]. Но в отличие от легенды в предании нет ничего необыкновенного, фантастического, чудесного, т. е. такого, принципиальную возможность чего нельзя допустить. Предания — более позднего происхождения. В них действуют известные чеченские и ингушские родовые предки и различные исторические деятели, например Хромой Тимур (Тамерлан). В преданиях позднейшего времени фигурируют и такие исторические личности, как царь Николай, имам Шамиль и др.

В преданиях, а иногда и в легендах место действия строго локализовало, что придает им особую достоверность, тогда как в сказках оно происходит «за семью горами, за семью морями».

Легенды и предания тематически разделяются на мифологические, космогонические, этиологические, этногенетические, топонимические, генеалогические и др. Они в первую очередь сообщают какие-то знания, их познавательная общественная функция налицо.

Сюжет и композиция легенды и предания несложны, они невелики по объему, язык их приближается к разговорному.

* * *

Искусство каждого народа, по словам К. Кулиева, говорит «языком своей земли, языком ее истории, ее радостей и бед».

Ингуши и чеченцы долгое время жили при родовом строе и до Великого Октября не имели письменности и литературы, но зато высоко ценили искусство устного слова. Общественный уклад, весь многовековой опыт убеждали в силе воздействия меткого, лаконичного слова.

«В дороге, какой бы долгой она ни была, достаточно один раз хлестнуть хорошего коня. На площади, как бы она ни была велика, достаточно один раз сказать правдивое слово» — гласит народная мудрость вайнахов. Вера в беспредельное могущество слова выражена и в таких пословицах: «Красивое слово вершину Казбека расплавило», «Пуля убивает одного, а язык — девятерых», «Доброе слово змею из норы выманило», «Плохая молва волчьей рысью бежит». В пословице «Война сына не родила — война сына убила» передано отношение народа к войне вообще, но защита родины — священный долг.

Даже такой персонаж, как сармак, подобно греческому сфинксу, задает братьям вопросы: умеют ли они петь песни и сказывать сказки? Младший брат, рассказав свою незамысловатую небылицу, побеждает дракона («Как обманули сармака», № 74). В другом сюжете герой окаменел из-за того, что не рассказал сказку («Наказание тому, кто не расскажет сказку», № 36), Песенники и сказители всегда пользовались в народе всеобщим уважением и любовью; они приравнивались к настоящим героям. Достаточно вспомнить Ахмата из Автуров (чеченское село) или Ирчи Казака из Дагестана. Они оба за исполнение песен политического содержания были брошены царским правительством в тюрьмы и сосланы в Сибирь. Подобные песни, предания, легенды исполнялись и во второй половине XIX — начале XX в. и мгновенно становились достоянием всего народа.

Подробное описание исполнения эпической песни (эти песни передаются сказителями и как предания) приводит собиратель фольклора народов Северного Кавказа Н. С. Семенов:

«Явилась откуда-то трехструнная самодельная балалайка. Молодой человек сел на траву и взял несколько аккордов. Затем он начал настраивать инструмент, а когда кончил, то дал свободу пальцам. Раздалась живая, хотя монотонная, но приятная мелодия. Говор понемногу стал утихать. На лицах чеченцев улыбка сменилась серьезным выражением. Все ближе подвинулись к музыканту; образовался кружок. Беспрерывно и долго лились живые звуки, пока музыкант не вдохновился.