Сказки и легенды Бенгалии - [103]

«Герои устраивают свои судьбы лишь силой собственной кармы, и это — буддийская идея. В конце повести Маланчамала не возвращается во дворец в течение нескольких дней. Она откладывает осуществление своей мечты, и лишь по одной причине: она не согласна радоваться сама, пока не излечены полностью беды и печали всех тех людей, с которыми ее связала жизнь. Такое самоотречение опять-таки чисто буддийская идея. Не спасать себя, пока не спасен весь мир, — вот принцип буддизма махаяны в ту эпоху».[292]

Идея абсолютного непротивления злу и насилию, которая столь ярко (и даже, на вкус современного европейца, гротескно) выражена в повести о Маланчамале, также сближает это произведение с буддийскими преданиями.[293]

И содержательное и чисто языковое своеобразие повести о Маланчамале создает особые проблемы при переводе ее на другие языки. Д. Шен писал:

«…мой перевод этой повести выглядит лишь жалким отражением оригинала. Нежность бенгальского стиля… его изящество и поэтичность — все это теряется в переводе, и, сравнивая его с оригиналом, я нахожу этот перевод скучным, неинтересным, а местами гротескным. Но было бы несправедливо судить о самой повести по этому переводу…».[294]

И чуть ниже:

«К сожалению, как я уже сказал, эта повесть имеет в моем переводе странный вид: она похожа на бенгальскую женщину, которая прекрасно выглядит в сари, но довольно нелепа в европейском платье; однако с этим ничего не поделаешь».[295]

К нашему читателю повесть о Маланчамале приходит, таким образом, в переложении с переложения, и если читатель не увидит в ней произведения выдающегося, то пусть он отложит свое окончательное суждение до той поры, когда она будет переведена на русский язык непосредственно с бенгальского оригинала (и желательно не просто ученым-филологом, а поэтом).[296]

В разделе «Сказки» нам осталось рассмотреть еще один текст, который также назван по имени героини — «Каджалрекха». В центре этого сюжета широко распространенный в мировом фольклоре мотив «подмененной невесты».[297] Этот мотив присутствует в нескольких сюжетных «типах» классификации Аарне — Томпсона. Очевидно, «Каджалрекха» наиболее соответствует «типу» AT 437, который называется «Подмененная невеста (царевич в иголках)».[298] Очень близок к этому и «тип» AT 533,[299] к которому относят, например, сказку братьев Гримм № 89 (в русском переводе — «Гусятница») и сказку А. Н. Афанасьева № 127 («Купеческая дочь и служанка»).

Очень похожая сказка есть в сборнике Д. Митро-Моджумдара «Бабушкина сумка». Там она называется (по именам героинь) «Канконмала и Канчонмала». Эта сказка уже дважды переводилась на русский язык: в первый раз — с хинди, во второй раз — с бенгальского оригинала.[300]

Особенность текста под названием «Каджалрекха» в том, что, как и повесть о Маланчамале, он, по-видимому, должен быть отнесен к классу «песенных сказок», или «сказок-песен». В бенгальском оригинале «Каджалрекха» — прозаическое повествование с многочисленными и длинными стихотворными вставками. А «открыта» и записана эта «сказка» была вместе с так называемыми «балладами», которые составили второй раздел настоящей книги.

В 1913 г. профессор Калькуттского университета Динешчондро Шен прочитал в провинциальном журнале «Шоуробх» («Аромат»), издававшемся в восточно-бенгальском дистрикте Майменсинх, заметки некоего Чондрокумара Дэ о местном, майменсинхеком фольклоре. Эти заметки настолько заинтересовали профессора, что он вступил в переписку с Чондрокумаром Дэ, которая затем переросла в долголетнее сотрудничество. Под заочным руководством Д. Шена и при финансовой поддержке Калькуттского университета Чондрокумар Дэ стал целенаправленно собирать и записывать произведения восточно-бенгальского (майменсинхекого) фольклора. Главным открытием Чондрокумара Дэ были так называемые «баллады», которые Д. Шен опубликовал и по-бенгальски, и в английских переводах в 1923–1932 гг.[301] Как писал в 1923 г. Д. Шен,

«поистине эти баллады и песни явились для нас неожиданным литературным сюрпризом.[302] Они слишком сильно отличались от всех известных к тому времени произведений бенгальского фольклора и старинной бенгальской литературы.»

В течение многих лет авторитетные историки бенгальской словесности (в основном западные бенгальцы) игнорировали эти «баллады», и лишь сравнительно недавно их ценность стала осознаваться бенгальской литературоведческой наукой.[303] Немалая заслуга в том видного чешского бенгалиста Душана Збавителя, который посвятил «майменсинхеким балладам» специальную монографию.[304] Основные идеи этой монографии сам Д. Збавитель кратко и четко изложил в своей книге по истории бенгальской литературы:

«Очевидно, эти баллады или, вернее сказать, то, что от них осталось, были зафиксированы в самый последний момент их существования. Теперь их уже не услышишь. Они погибли и заменены другими формами народных развлечений.»

Хотя в издании Динешчондро Шена есть песни из разных районов Бангладеш, подавляющее большинство баллад происходит из восточной части Майменсинха. Они имеют светский характер. Это большей частью баллады о любви, чаще всего трагической. Трагедия обусловлена или социальным, кастовым неравенством (например, между девушкой-цыганкой и заминдаром в балладе о Махуа), или произволом власть имущих (чаще всего высокопоставленных мусульман, как, например, в балладе „Диван Бхабна"