Сказки человека, который дружил с драконом - [29]

«Прохожий стой! Здесь похоронен тот,

Кто жизнь прожил вне всех житейских правил.

Он музыкантом был, но не оставил нот.

Он был философом, но книг он не оставил.

Он астрономом был — средь звёздных далей

Затерян навсегда его учёный след.

Он был поэтом, но поэм не создал.

Но жизнь свою он прожил как Поэт».

Сирано де Бержерак

«Простим жизни — она нищая перед нами!»

А.С. Грин

А ещё вместе с художником вылил бронзовую статую Чудовища, умершего от тоски. Чудовище получилось смесью человека, собаки и дракона. Оно лежало, неестественно подвернув ногу, поверх самурайского меча, обняв руками аленький цветочек. Ему хотелось, чтобы оно также стояло на его могиле. Но сам ставить его не стал. Поставят, если сочтут нужным, решил он.

А затем попросил могильщиков вырыть могилу.

— У вас кто-то умер? — спросили могильщики.

— Нет. Человек ещё жив.

— Этого нельзя делать, — наперебой запротестовали могильщики. — Нельзя рыть могилу живому! Это плохая примета!

— Не волнуйтесь. Всё честно. Это моя могила. А плохая примета — как раз то, что мне нужно.

И сам отследил, чтобы вырыли её глубоко и тщательно. И заглянул на дно своей могилы, прежде чем её засыпали песком.

За него пытались бороться. Свозили во Францию. Показали Париж. И океан со скалами, уходящими в море. Он пожил у голубой бездны, попил в кафе на набережной, яблочный сидр, полюбовался черепичными крышами домов, покормил с рук хлебом наглых чаек и бакланов, но через две недели сбежал. А когда его удивлённо спросили: «Разве тебе не понравилось?», то ответил не задумываясь: «Мне не нужен ни один день, который я прожил без неё!»

Через год, в канун её отказа, он начал задыхаться. Есть такие слова: «Я не могу дышать без тебя». Теперь он знал им цену. Пришлось лечь на месяц в больницу — под капельницу. Дышать его научили. Жить — нет.

Он считал своё сердце гнилым. За то, что оно не разорвалось. И когда понял, что оно не встанет — выстрел и картечь сделали то, что не смогло сделать сердце.

Умер он на своей могиле. В свой день рождения. Положил на памятник свои любимые книжки: «Алые паруса», «Сирано де Бержерак» и «Красавица и Чудовище».

— Вы были мне друзьями всю мою жизнь, — обратился он к ним. — Побудьте со мной и в этот час!

Затем попросил Господа о двух вещах: чтобы судьба любимой женщины была счастливой и чтобы там, в Аду, его болью Тёмные не могли питаться. И ушёл в верхние слои Тьмы — в Пустоту.

Пустота — страшная смесь простора с теснотой гроба. Полное ощущение тесного, сжатого, ограниченного пространства. Ни звёзд, ни света, ни звука. Ничего! Только боль и отчаяние, что он никогда больше не увидит её улыбки.

Но, даже задыхаясь в этой тягучей, липкой, сжатой бесконечности, он пытался свою боль и отчаяние превратить в свет для неё. Он так хотел бы оплатить её судьбу. Но чем? Он понимал, что не может положить к ногам Господа свои добрые дела. Он их делал не для Бога. Он их делал для себя. Потому, что сердце сжималось болью и состраданием. И он повторил бы их снова — даже если Бога не было бы. Их он положить от чистого сердца не мог.

Однажды любовь, боль, страдание переполнили его и стали невыносимыми. Вдруг он почувствовал, как сердце ударило — гулко, подобно молоту по наковальне. Раздался звон и из груди выпала маленькая светящаяся монетка. Снова боль, снова удар — и снова выпала монетка.

Умирала Душа долго. Очень долго. И очень мучительно. Но однажды сон накрыл Душу спасительным покрывалом. Она заснула и больше не проснулась.

И послал Господь за ней четвёрку боевых Ангелов из специальной гарроты разведчиков. Пришёл проводить их в путь и его Ангел-хранитель. Возглавлял четвёрку сам командир гарроты — неприметный Ангел с седыми крыльями. Когда он скинул одежды, чтобы облачиться в латы — стал виден ужасный шрам кое как сросшийся через всю спину. Этот шрам так поразил Ангела-хранителя, что он не выдержал, отозвал одного из крадущихся и учтиво поинтересовался:

— Я слышал, что раны на крыльях полученные вами во Тьме зарастают седым пером. Но у Ангелов не бывает шрамов!

— Это так, — кивнул крадущийся в сторону командира. — Он первым начал спускаться во Тьму. Однажды в верхних слоях Сумрака он столкнулся с самим Князем Тьмы. С того боя и носит он этот шрам. Но и эта тварь потеряла левый глаз и левую ступню. Глаз вырос. Только зрачок стал не чёрным, а зелёным. И он, как ты знаешь, кривит. А вот ступня так и не заросла. Вместо неё выродилось знаменитое копыто. Такие дела.

Крадущиеся скинули одежды и накрыли тела маскировочным туманом. Поверх закрепили латы и ещё один маскировочный туман поверх крыльев. Теперь издалека их можно было принять за демонов. Затем нацепили оружие, тщательно закрепив его. Последними надели чёрные кривые мечи со смещённым к жалу центром тяжести. Во Тьме честных поединков не бывает. Ни один демон не решится напасть на крадущегося в одиночку. Наваливались всегда сворой и неожиданно. Начиналась куча-мала. Поэтому мечи закрепляли на правом бедре у самой кисти. Так, чтобы меч можно было вытащить обратным хватом даже в самой жуткой давке. В отличие от ятаганов, мечи крадущихся изогнуты вперёд. Ими можно и резать в тесноте свалки, и рубить в открытом бою.