Сказки Бустаная - [52]

Лошади встали как вкопанные. Несколько мгновений они стояли неподвижно, а потом вдруг одновременно резко отпрянули, пригнувшись к земле словно увидевшие палку собаки. Они то ли всхрапнули, то ли зарычали, и от этого звука у колдунов по всему телу побежали мурашки. Но и сами лошади дрожали, всё больше удаляясь на подкашивающихся тонких ногах, пока не исчезли в роще.

— Не понимаю, почему они его испугались. Это довольно слабый демон, каждая из этих лошадок десятерых таких стоит…

— Плевать они на него хотели! А испугались они верблюда, как обычные лошади. У демонов, как у людей, свои причуды и страхи.

От закатного света осталось только слабое, позолоченное марево, в городок просочились водянистые сумерки. Двое медленно, устало брели к почти опустевшей базарной площади.

— Надо напроситься к кому-нибудь на ночлег, меня еле ноги держат.

— У тебя тут есть знакомые?

— Нет, но это не важно.

— Да, имазиген гостеприимный народ.

Некоторое время между ними висело странное, беспокойное молчание, словно непоседливая девочка, схватившая двух взрослых за руки и раскачивающаяся, раскачивающаяся…

— Этот мальчик — довольно слабый колдун, к тому же он всего себя вложил в гадание по свитку… Каким же образом на его колдовство слетелась такая орава, а?

Малик остановился, опустил голову и покаянно улыбнулся земле под ногами. — Я должен повиниться перед тобой, Маркунда…

— Ах ты скотина…

Голос колдуньи заставил Малика вздрогнуть и убрать улыбку.

— Я подумал, что если расскажу всё, ты не захочешь идти.

— Враньё!

— Да, хорошо… — Малик устало провёл рукой по лицу, которое и само стало очень усталым. — Просто, живя среди мусульман, я вынужден придерживаться их принципов: сначала война, потом союз, сначала война, потом объяснения… Сначала всегда война. Иначе… Я не смогу жить среди них. И, так уж сложилось, что я не смогу выжить без них.

Он долго боялся поднять на неё глаза, потом всё же решился. А она будто только этого и ждала.

— Что это за твари?

— Это демоны полного забвения. Они — внешняя оболочка свитка. Они необходимы для существования пергамента, как противовес тем, кого призывают его заклятия.

— Демоны полного забвения?

— Да. Они не просто со временем убивают владельца свитка, они обрезают все его связи с другими людьми, с миром… Его никто не помнит, память о нём умирает раньше него самого. Этот наш «мальчик» забрал книгу с трупа своего учителя. И кто помнит в этом мире Рабби Йосефа Магрибинца? Даже его ученик с трудом, и даже он не знает, где тот похоронен, они это ловко устроили. И он никому не расскажет об учителе, а сам он приговорён… Ну ещё я знаю о Йосефе, а теперь ты. Но у нас хватит сил продержаться, тем более, когда дело будет сделано, мы сможем забыть.

— Бедный мальчик! А откуда ты-то так много знаешь об этом свитке? Ты же говорил, его создали в Тамазге.

— Мне рассказал человек, предок которого его и написал.

— И он рассказал тебе?!

— Он принял ислам и относится к этому очень серьёзно, ему подобные знания больше не нужны, но он любит быть полезным другим. Есть у нас такой, Йизри…

Некоторое время они шли молча.

— Если ещё раз поймаю на обмане, я тебя убью.

Малик не ответил, лицо его стало непроницаемым.

* * *

Небольшой горный городок Багайя стоял тихий и скрытный, не обращая внимания на суету вокруг и на сплетни, юркими ящерицами бегавшие между шатрами огромной мусульманской армии.

— Вырезали ромейский гарнизон и затаились…

— Как же они успели взять город штурмом, мы же сразу от Карфагена пошли сюда?

— Да не брали они ничего штурмом! Ромеи сами перешли на их сторону!

— А войска-то у Королевы, видно, не слишком много. В такой дыре с большой армией и недели не выдержать, а в окрестных горах никого нет, проверено.

Багайя молчала с непроницаемым видом, будто её вообще здесь нет. Закат залил её своим нервным, едким светом, мимо неё рассеянно проползла, не заметив, сырая ночь. В горах кто-то тихо елозил, словно невидимые пальцы шевелились перед сонным лицом армии-великанши. Внезапный страх вздёрнул людей в сёдла, заставил схватить потными руками оружие. Но к утру всё улеглось.

С рассветом Хасан уже приготовился было к штурму, но тут ворота Багайи открылись и оттуда начали выходить стройные ряды ромеев и менее стройные — местных жителей и иудейского ополчения.

— Всё-таки решили выйти, — усмехнулся ибн Нуман. — Странно, всё же Багайя — не Карфаген… А где же, собственно, наши берберы?

Кто-то предостерегающе закричал, и сразу же стало ясно, что берберы уже здесь.

Появившись из ниоткуда, они толпами мчались вниз со склонов позади штурмующих. Арабскую армию накрыл рой стрел, камней и дротиков, потом ещё и ещё. Когда в воздухе утих их тёмный, злобный свист, конница имазиген развернулась как длинный шипастый бич и врезалась в войско мусульман. Во все стороны, словно ошмётки плоти, разлетались тела убитых и затоптанных людей. Неимоверно быстро пешие имазиген оказались в долине и смяли встретившие их отряды. А с другой стороны уже подоспели византийцы и горожане.

Хасан и его командиры ещё метались между войсками, пытаясь криками команд перекрыть воющий и лязгающий хаос, но всё уже было, в сущности, кончено. Хороший полководец может что-то изменить в битве: там поддёрнуть, здесь отодвинуть. Но в переполненной кипящим кровавым супом долине Багайи не было никакой битвы: здесь шла обычная резня. И тут что-то противопоставить одержимости имазиген и их союзников не смог бы никто на свете.