Сказки Бустаная - [38]

Некоторые утверждают, что в эти самые времена среди иудеев от Ашкеназа до Египта вдруг вспыхнул острый интерес к ядоа. Иудейские ходоки, ищущие ядоа как знак скорого Возвращения Народа, пошли в Святую Землю вереницами и толпами, и их удивительными рассказами можно заполнить тысячи свитков.

Говорят, лес в Провансе похож на лес в Святой Земле: сверху лёгкий, как серо-зелёный дым, а корни тонут в сизом, холодном болоте теней. Может поэтому многие так легко путали эти два места: ездили по прованским холмам, а чувствовали, что едут по Галилее, записывали свои видения, а подписывались именами людей, живших в лесных пещерах Иудеи.

И, может, поэтому во времена катарской ереси здесь распространились слухи об опустошительном появлении ядоа. В результате провансальские каббалисты едва не признали местные холмы заменой Святой Земли, вплоть до призыва тут и построить новое Царство, а население едва их не растерзало за наслание убивавших направо и налево демонов. К счастью, виконт де Тренкавель отправил в лес некоего раввина Авнера в сопровождении десятка рыцарей и баскского знахаря. Из томительного предзакатного жара отряд вошёл в похожий на остывающий жертвенный дым лес и затерялся в нём на несколько страшных дней. Выйдя ослепительно-белым днём к окрестностям Нима, Авнер развеял нелепые слухи, принеся весть, что за ядоа были приняты деревья-оборотни, которых местные жители и баски называли гару. Новость эта стоила жизни шести рыцарям, знахарю и двум авнеровским ученикам, но вернула всё на свои места.

В некоторых семьях выходцев из Цфата рассказывают, что во времена после изгнания из Испании, в Цфате, после одного Дня Искупления, некий Рабби Меир подбил своих немногочисленных учеников и многих из Народа искать ядоа в окрестных горах. Искать шли только попарно, муж с женой. В синих сумерках вся гора Мирон и холмы вокруг усыпались парными огоньками. И говорят, будто несколько пар видели ядоа, и это сочли знаком, что Земля снова возвращена своему Народу.

Правда, знаменитые мудрецы Рабби Меира не поддержали, даже наоборот — осудили, и, видно, не зря: того скоро вызвали к иерусалимскому судье, «кади». Поговорив с Меиром, «кади» отпустил его с миром, заявив, что произошло недоразумение, которое разъяснилось. Больше Меир на поиски не ходил, а «кади» после их разговора несколько дней был чрезвычайно резок и нервно весел.

Но эпидемия веры в ядоа уже отравила часть Цфата: их часто видели, считалось, что ядоа живёт в поле или огороде такого-то раввина или даже не раввина, ядоа насылали сны и чудеса. О них вопрошали демонов-шедов при гадании на зеркале, но те или многозначительно молчали, или несли такую чушь, что уши вяли. Гадалка на масле донья Соньядида рассказывала всем желающим свой пророческий сон о пришествии Мессии. Во сне она стояла под яркой луной, по пояс в тёмной трясине, из глубины которой росли высокие жёлтые цветы. Два ядоа, похожие на светлые человекоподобные клубни, длинные пуповины которых уходили во тьму трясины, говорили с ней «руками», как глухонемые, о знамениях Последних Дней.

Ещё один человек и его жена, чьи имена до нас не дошли, рассказывали, что как-то ночью им вдруг захотелось побродить по окрестностям, и они пошли, будто в полусне, куда глаза глядят, пока не потеряли из вида жилые места, хотя ушли от них явно совсем недалеко. Они вышли на освешённую луной и продуваемую свежим ночным ветром неширокую дорогу, и шли по ней, то тут то там натыкаясь на сидящих возле дороги в обрывках проходящего сквозь густые кроны слабого света торговцев, подле которых небольшими грудами лежали разные плоды, у каждого свои. Лица людей и их фигуры разглядеть было невозможно, они были как смесь света и теней, только толстые, грубые вёрёвки, обмотанные вокруг туловищ вместо поясов, были хорошо видны. Торговцы не обращали на пару никакого внимания. Они оживлённо переговаривались-перекрикивались между собой, во всяком случае, в воздухе звучали несколько довольно громких голосов и было душновато от кишащих в ночном воздухе слов (вернувшись домой, супруги поняли, что этого не могло быть — торговцы сидели слишком далеко друг от друга; проходило иногда по десяти минут, пока пара доходила от одного торговца до другого).

Торговцы всё время, не глядя, пихали им в руки плоды, вроде как попробовать, и они пробовали, а потом и сами стали подбирать плоды с земли и есть на пробу. И вкус плодов вёл их от торговца к торговцу, заставляя искать следующего, как заставляет сладкое искать солёного, а потом запить, а потом заесть, и снова искать острого, и кислого, и так далее. Они ходили по извилистой и ветвистой дороге, выискивая то, чего им хотелось в данное время, а прохладный ночной ветерок всё дул в лицо, и ночные цветы пахли то приторной сладостью, то гнилью, и дрожала на земле чёрная вязь теней. И они стали понимать, что ходят по дороге, ведущей в Сад. А потом им стали попадаться мёртвые торговцы, и кучи плодов возле них были разбросаны или раздавлены, плоды лежали быстро гниющей кашей, а то их и не было вообще. Тела мёртвых торговцев страшно и быстро менялись, иногда они выглядывали из-под похожей на старые тряпки одежды, а толстые пояса были разрезаны и напоминали белёсые, шершавые стебли. На дороге стали попадаться странные, темнолицые люди, хитро глядящие и говорящие угрожающими намёками, мелькали в сгустившихся тенях кустов страшные тени, кто-то смотрел оттуда в упор. Луна поблекла, вязь теней стушевалась, всё затянул странный сумрак. А они всё бродили по дороге, заходя в пастушьи хижины, в старые развалины, где горели факелы и стояли кричащие о чём-то толпы, подходили к кострам на обочине. И цель у них была одна: опередить, найти нужные плоды до того, как растопчут, убьют, умрут, исчезнут, совсем стемнеет перед рассветом, совсем откажут болящие от ходьбы ноги, настигнут их, перестанет пахнуть цветами…