Сказки «Белого оленя» - [57]

Вы наверняка заметили, продолжил Гарри, что на протяжении всей этой истории поведение Эдгара Бартона вряд ли можно было назвать нормальным. Действительно, любой, кто способен столь радикально сменить стиль жизни и из делового лондонского биржевого маклера превратиться почти что в затворника на йоркширских торфяниках, обязан быть несколько странной личностью по определению. Однако я не могу утверждать, что он стал более чем эксцентричен, до той поры, когда полуночные возвращения Мэри не превратились в серьезную помеху для его важных астрономических наблюдений. И следует признать, что даже потом в его действиях прослеживается определенная безумная логика.

Жену свою он разлюбил уже несколько лет назад, но отнюдь не желал, чтобы она выставляла его дураком. А Руперт де Вере Куртене — приятный молодой человек, и его спасение станет актом милосердия. И великолепное в своей простоте решение проблемы пришло к Эдгару буквально в ослепительной вспышке озарения. И под буквальным я подразумеваю буквально, потому что план единственного известного мне идеального убийства возник у Эдгара именно тогда, когда он моргал, ослепленный фарами машины Мэри. Странно, как ничем не связанные факторы могут повлиять на жизнь человека; я ничего не имею против древнейшей и благороднейшей из наук, но если бы Эдгар не стал астрономом, он не стал бы и убийцей. Потому что его хобби обеспечило и часть мотивов, и немалую часть средств…

Он мог бы сам изготовить нужное ему зеркало — к тому времени он стал в этом деле настоящим экспертом, — но в данном случае астрономическая точность не требовалась и проще было приобрести подержанный рефлектор от прожектора в одном из магазинчиков на Лейчестер-сквер, где распродавали бывшее в употреблении армейское имущество. Диаметром рефлектор был около девяноста сантиметров, а установить его на подставку и разместить в его фокусе мощную дуговую лампу было делом нескольких часов работы. Нацелить луч в нужную точку также не составило труда, и никто не обратил на действия Эдгара ни малейшего внимания, потому что и жена, и прислуга давно уже воспринимали его эксперименты как само собой разумеющееся.

Ясной темной ночью он провел последнее краткое испытание и стал ждать возвращения Мэри. Разумеется, он не стал терять время зря и продолжил рутинные наблюдения за группой избранных звезд. К полуночи Мэри все еще не вернулась, но Эдгар не возражал, потому что замерял чудесную серию звездных магнитуд, прекрасно укладывающихся на его экспериментальные кривые. Все шло прекрасно, хотя он так и не задумался, почему Мэри столь непривычно опаздывает.

Наконец он заметил мелькающие на горизонте фары машины и неохотно прервал наблюдения. Когда машина скрылась за холмом, он уже стоял наготове, держа руку на выключателе. Он все рассчитал безупречно: едва машина выехала из-за поворота и осветила Эдгара фарами, он повернул выключатель.

Встреча ночью с другой машиной может стать достаточно неприятной, даже если вы к ней готовы и едете по прямой дороге. Но если вы выезжаете из-за поворота на узкой дороге, зная, что встречных машин нет, а в глаза вам внезапно бьет луч в пятьдесят раз ярче любой фары… что ж, результат окажется более чем неприятным.

Именно на это Эдгар и рассчитывал. Он почти немедленно выключил луч, но фары машины показали ему все, что он хотел увидеть. Они свернули к обрыву и по дуге понеслись вниз, все быстрее и быстрее, пока не исчезли у подножия холма. Несколько секунд там виднелось красное свечение, но взрыв был почти не слышен — и очень хорошо, потому что Эдгару не хотелось тревожить слуг.

Он разобрал прожектор и вернулся к телескопу, потому что не завершил наблюдения. Затем, удовлетворенный хорошей ночной работой, отправился спать.

Спал он крепко, но недолго, потому что примерно час спустя зазвонил телефон. Несомненно, кто-то обнаружил обломки, но Эдгар куда охотнее подождал бы с этой новостью до утра, ибо для астронома каждый час сна бесценен. Он несколько раздраженно снял трубку и лишь через несколько секунд сообразил, что с ним разговаривает жена. Она звонила из Куртене-плейса и желала узнать, что случилось с Рупертом.

Как выяснилось, влюбленная парочка решила сделать тайное явным, и Руперт (изрядно подкрепившись для храбрости) согласился повести себя как полагается мужчине и сообщить эту новость Эдгару. Сразу после этого он должен был позвонить Мэри и сказать ей, как воспринял ее муж. Она со все нарастающим нетерпением и тревогой прождала, сколько смогла, но в конце концов не выдержала и позвонила сама.

Не стоит и говорить, что и без того несколько расшатанная нервная система Эдгара испытала самый настоящий шок. Поговорив с мужем несколько минут, Мэри поняла, что тот безнадежно свихнулся, — как говорится, «не вписался в поворот». И лишь утром она обнаружила, что вписаться в поворот, к своему несчастью, не сумел и Руперт.

На мой взгляд, Мэри по большому счету удачно вышла из этой переделки. Руперт был не очень-то умен и никогда не стал бы ей достойной парой. Когда психиатры обследовали Эдгара и подтвердили печальный диагноз, Мэри получила доверенность на управление его имуществом и быстро переехала в Дартмут, где купила прелестную квартирку неподалеку от Королевского морского колледжа, и теперь ей редко приходится самой сидеть за рулем нового «бентли».