Сказки Амаду Кумба - [41]

— Ой-ой! — вскрикнул он. — Как больно!

Он поднял камень и услышал:

— Ведь я же не жалуюсь, а ты меня здорово пнул ногой!

С испуга юноша выпустил из рук камень, и тот, едва коснувшись земли, превратился в Самбу-рожденного-в-ночи.

— А ну, возвращайся домой! — приказал ему брат.

И они оставили Самбу в стране скал.

Они шли еще долго, дни и ночи, и однажды в полдень остановились в тени грудного дерева. На дереве висели желтые и красные плоды величиной с шарики амбры. Один из братьев поднял руку и, сорвав такой плод, попробовал его, но тотчас выплюнул на ладонь.

— Он очень горький, хоть и красив.

— А ты просил позволения сорвать его? — спросила косточка.

Юноша бросил ее, и как только она коснулась земли, Самба-рожденный-в-ночи предстал перед братьями.

— Сейчас же возвращайся домой! — приказал ему брат.

— Да пусть идет с нами, — сказали другие.

И Самба-рожденный-в-ночи пошел впереди семи братьев.

Они шли еще долго, дни и ночи, и пришли на берег Великой реки.

Тогда Самба-рожденный-в-ночи запел:

Кумба, несущая челн.

Опрокинула челн на себя!

Кумба, что бродит в ночи!

И волны на середине Великой реки всколыхнулись, закипели и засверкали радужным блеском.

Самба-рожденный-в-ночи все пел:

Самба, несущий челн,

Пошел ее искать,

Сын рыбака-гребца!

И высокие волны хлынули к ногам Самбы-рожденного-в-ночи и его братьев.

А Самба-рожденный-в-ночи все пел:

Я не достанусь тебе,

Ты не продашь меня,

Ты не посадишь меня в челнок!

Волна, гребень которой касался облаков, а пена убелила густую синеву неба, с воем подкатилась к ним и вынесла на берег Диасига, старейшего каймана, повелителя вод.

Самба-рожденный-в-ночи приказал кайману:

Ползи, кайман —

Маленькие глазки!

Найди рыбака,

Чтоб меня перевез!

— Это опять ты, Самба-рожденный-в-ночи? — спросил Диасиг, отец кайманов. — Куда ты идешь?

— Иду искать жен для моих братьев.

— Залезай! — сказал кайман, подставляя колючую спину.

Великая река успокоилась, и Диасиг-кайман, дуя на волны, доплыл до другого берега и высадил Самбу и его семерых братьев.

— Ты не найдешь меня больше здесь на обратном пути, — предупредил кайман, — я уйду к Истоку. Помни: ты должен быть начеку. Идите всё прямо, и вы найдете, что ищете. Но там, где они найдут то, чего ищут, ты держи глаза и уши открытыми. И еще не забудь: все дело в повязке!

Самба-рожденный-в-ночи горячо поблагодарил старого Диасига-каймана. Тот ушел обратно в воды Великой реки, а Самба пошел впереди своих братьев.

Они шли опять дни и ночи, ночи и дни и пришли в пустынную и голую страну, где не росло ни травы, ни деревьев.

Огромная хижина высилась до самых облаков, окруженная, как курица цыплятами, семью хижинами поменьше.

— Есть тут кто-нибудь? — спросил Самба-рожденный-в-ночи так громко, что голос его донесся до самого неба.

Старушка, старая-престарая, совсем древняя, такая сгорбленная, что касалась подбородком земли, вышла на порог большой хижины, опираясь на длинную палку, и проворчала:

— Чего вам здесь нужно? Как вы смеете топтать мою землю? Кто вам позволил подойти к порогу моего дома?

— Бабушка, мы ищем жен, — вежливо ответил Самба-рожденный-в-ночи.

— Жен? А какие жены вам нужны? — проскрипела старуха.

— Нам нужны семь молодых женщин, рожденных в один и тот же день одной матерью, — пояснил Самба-рожденный-в-ночи.

Тогда старуха хлопнула в ладоши, сухие, как хворост. И из семи хижин, окружавших самую большую, вышли семь девушек, прекраснее лучей солнца, склонявшегося уже к западу, к пескам и морю.

— Вот ваши невесты, — сказала старуха, — ваши будущие жены. Они все семь рождены мной и все семь в одну ночь. Идите-ка, дочки, приготовьте поесть вашим женихам, вашим будущим мужьям.

И девушки пошли готовить обед, а когда он был готов, принесли его в большую хижину, где ожидали семь братьев. Только Самба-рожденный-в-ночи не сидел на месте. Он уже успел обегать все хижины и наказал братьям вырыть перед собой по ямке и складывать туда все, что они достанут из большого калебаса с кус-кусом, который принесут девушки.

— А ты? — спросила старуха у Самбы-рожденного-в-ночи. — Ты разве не будешь есть вместе с другими?

— Я? Ни за что! — ответил он.

— А почему?

— Я всегда ем одно и только то, что мне можно есть.

— А что тебе можно есть? И чего нельзя? — допытывалась старуха.

— Что мне можно есть? Кашу, но не кус-кус, хотя бы даже с мясом самого лучшего барана или быка из самого лучшего стада в этом краю.

— А какую же кашу тебе надобно?

— Кашу из зернышка красного проса, посеянного перед заходом солнца.

И чтобы оно проросло,

и чтобы его скосили,

и чтобы его смолотили,

и чтобы его просеяли,

и чтобы его провеяли,

и чтобы его растолкли,

и чтобы его просушили,

и чтобы его сварили,

и чтобы полили кашу молоком семилетней коровы, которая семь раз отелилась.

Старуха пошла сеять зернышко красного проса в почву бесплодную, в землю пустынную и голую. И зернышко красного проса проросло у нее на глазах.

Она его скосила,

она его смолотила,

она его просеяла,

она его провеяла,

она его растолкла,

она его просушила,

она его сварила

и полила кашу молоком семилетней коровы, которая семь раз отелилась.

Но Самба-рожденный-в-ночи сказал, что ему совсем не хочется есть.