Сказка Востока - [205]

— А как вы живете, какую воду пьете?

— Вначале пили только из-под ледников, а теперь понемногу природа очищается, спускается с гор, и мы за ней. Вот, видишь, копыта серны. Откуда-то пришла, попила из родника. Если еще пару раз придет, то и мы сможем им пользоваться.

— А много вас здесь?

— Беда! Единицы. Большинство Хромец истребил, а потом сюда мор напустил, всю воду протравил. А ты, — старик еще раз, уже более внимательно осмотрел пришельца, — хоть и не положено в горах первые три дня гостя об этом спрашивать, да время такое — по каким-таким делам и откуда?

— Э-э, — замялся молодой человек.

— Можешь пока не отвечать, — помог ему старик, — тем более что, вижу, ты явился с добром. Горная серна пришла, из этого родника воды попила. Хорошо! Ты, молодой витязь, объявился — очень хорошо! Значит жизнь возвращается. А ведь это место святое! Легендарное! Здесь, вот в этой крепости, наш гордый сын Красный Малцаг почти в одиночку противостоял варварскому полчищу. Сотни-тысячи супостатов он здесь уложил.

— Эй, — усмехаясь, перебил гость. — А не преувеличиваешь ли ты, старик?

— О чем ты говоришь? Я лично сюда пришел после того, как Малцаг попал в плен, и видел все своими глазами, — он посмотрел по сторонам. — Смеркается. Нам надо обратно, в горы, там мое жилье, а то ночью тяжело будет идти.

— Так разве еще выше можно жить? — удивился Малцаг.

— Как увидишь — живем. А ниже — до сих пор воду пить нельзя было.

Несмотря на ветхий вид, старичок оказался выносливым, приспособленным к горам, так что Малцаг еле за ним поспевал, а тот все шел и говорил:

— Я еще днем, у перевала тебя заметил. Думаю, что за странный гость в наши края, и за тобой. А ты что, не знал, что здесь все отравлено?

— Так, кое-что слышал. Но такого не представлял.

— Да-а, никто не представлял. Вначале сам Хромец кого мог, истребил, своих собак оставил, ушел. И тогда здесь еще много было народу. А потом, по-моему, через год после ухода Тамерлана здесь появились странные люди под охраной, с повязками на лицах. Вот они-то и прошлись по горам, все источники, реки, озера — все отравили. Люди и животные — с самых гор до равнины — все полегли. На эту падаль слетелись и приползли все паразиты. А с ними мор. Как с низин подует ветер, такая вонь, даже зимой. Так было пару лет — все вымерло, из живности ничего в низине не осталось. А если кто и рисковал спуститься — уже не возвращался. Вот год-два, как мир и природа понемногу приходят в себя. И ты — добрый вестник.

— Я хочу пить! — не сдержался пришелец.

— Вот, вот валун — нижняя граница, за которой все можно пить. Наблюдая за дикими животными, которые только два-три года назад сюда откуда-то пришли, мы спускаемся каждый год все ниже. Вот река, пей на здоровье.

Пока пришелец пил, а потом умывался, старик всем радостно делился:

— В этом году уже появились хищники: орлы, волки, даже летучие мыши и медведи — значит пища и питье есть, и мы к зиме немного спустимся. А то на вершинах зима лютая, ветер, дров не напастись, все на спине таскаем.

Было уже темно, когда они добрались до какого-то каменного строения, прикрепленного к горе. Такой убогости Малцаг никогда не видел. И если старик, видно, еще ходит по миру, бывает, по возможности, и в Тушетии, то остальные, а это три семьи, совсем одичалые, забитые и не говорливые от суровости здешней жизни. Вместо стола и лежанки — плохо выделанные шкуры животных, от которых запах, напоминающий Малцагу адский труд по выделке шкур в Измире. Да и там быт был гораздо лучше. А здесь нищета, правда, в честь гостя зарезали дорогого барашка. И пока еда готовится, все сидят вокруг очага, что в середине лачуги.

— Этот огонь не должен погаснуть: мать — хранительница очага, тепла и уюта, — объясняет старик. — Иначе — конец. От сырости даже огниво еле искрится. Прошлой зимой такой ураган был, что всюду ветер, снег. Огонь задуло. Еле выжили. Соседи из-за перевала спасли. А так все летом, из-за перевала, из Тушетии. Вот и барашек оттуда привели.

— А корову как? — Тут же за перегородкой хлев.

— А корову привели через Аргунское ущелье. Очень тяжело было, от жажды к каждому водоему бросалась, еле удержал. Привел! — горд за себя старик.

— А почему не ушли, не переждали этот мор на чужбине? — поинтересовался гость.

— Многие ушли, — горестно ответил старик. — Но я уйти не мог. Это моя и твоя родина. А родина — это не кусок огороженной земли. Это люди, живущие на родине и поддерживающие огонь в этом очаге. И пока этот очаг горит, он согревает душу каждого горца, где бы он ни был. Потухнет очаг — не станет родины, охладеют души, останется только плоть, которая будет следовать только за животом с целью удовлетворения лишь своих низменных желаний.

— Для гостя постелили лучшее, что было. Малцаг очень устал, хотел спать, но в последний момент не удержался, спросил:

— Скажи, старец, вот этот Малцаг, не причинил ли он со своей излишней прытью много бед своему народу?

— Ты о чем, сынок?! Не Малцаг привел сюда Тимура-Хромца, а он напал на нас. И если бы было единство, и не было бы продажных ублюдков, нас бы не одолели. А Малцаг — гордость! И пока народ способен взращивать таких сыновей, этот народ будет!