Сказка о любви, XXII век. Ведьма - [24]

Лобов отмолчался, мысленно поздравляя себя с тем, что отложил беседу с психологом, предпочтя сначала встретиться с Леной без медицинских советов и рекомендаций, ни понять, ни следовать которым по-настоящему Иван все равно бы не смог.

- Вы обратили внимание на видимый возраст Лены?

- Обратил.

- Ей можно дать лет двадцать пять, никак не меньше. Не правда ли? Характернейшее следствие биофобии! Справившись с болезнью, Лена помолодеет. Но никогда уже она не станет той жизнерадостной девушкой, какой она была в свои восемнадцать лет и какой она должна была бы быть в свои нынешние девятнадцать!

Лобов помолчал, обдумывая услышанное, и не очень любезно спросил:

- Зачем мне знать об этом?

- Не ершитесь! - По этой реплике Иван убедился еще раз, сколь точно Кирсипуу улавливает настроение собеседника. - В случившемся с Леной несчастье есть одна тонкость, знать о которой вам следует обязательно. Лена выглядит умудренной жизнью молодой женщиной. Но на самом деле она как была, так и осталась юной, наивной девушкой. Сердце ее еще никогда не было занято. Понимаете?

- Не совсем, - ответил Иван после паузы.

- Не просыпалась она для любви. Не любила еще по-настоящему! Дошло?

Морща лоб, Иван непонимающе разглядывал психолога.

- А Орнитерра? Виктор Антонов?

Кирсипуу вздохнул, поставил домиком брови и сделал рукой легкий сожалеющий жест.

- Нежная дружба. Юношеская любовь. Называйте это как хотите! - Видя, что Лобов наконец-то понял его, но все еще не освоился с услышанным, он добавил: - Можно бы сказать, платоническая любовь, да не люблю я этого слова! Еще в детстве прочитал у кого-то из мыслителей-оригиналов, кажется у Ларошфуко, что платоническая любовь - это гладкий красивый поднос без всякого угощения. И с тех пор стоит мне услышать или сказать о платонической любви, как у меня перед глазами встает не юная дева, а именно этот гладкий и красивый поднос - белый и с эдакими аленькими цветочками.

Недоверчивость Лобова перешла в задумчивость.

- Да-да, - угадал его мысли чуткий к дуновению настроений, как тополиный лист, Кирсипуу. - Именно это и послужило у Лены толчком для развития комплекса виновности перед Виктором, а потом и равнодушия, даже отвращения к жизни. Ведь Антонов пожертвовал ради нее жизнью! И умер мальчишкой, так и не узнав, что такое любовь. А скорее всего ведь именно Лена была инициатором платонизма! В конце концов, именно женщина всегда решает, чему быть: товариществу, дружбе или любви. Особенно, когда люди целых два месяца живут рядом, в одном доме.

- И все-таки, - хмуро сказал Иван, - я так и не понял, для чего вы рассказали мне все это. В таких подробностях.

Психолог поежился под взглядом Лобова, который иногда становился тяжелым, как молот, но своего хладнокровия не утратил.

- Хорошо. Вы вынуждаете меня быть предельно откровенным. Понимаете, вы ведете себя с Леной так, что она может полюбить вас.

Он-таки сумел ошарашить Лобова! Прошло несколько секунд, прежде чем он нашелся с ответом:

- Да я никогда не был ловеласом!

- В том-то и дело, - тонко улыбнулся Кирсипуу. - Никакой ловелас не имел бы у Лены успеха. Ни сейчас, ни, скорее всего, уже никогда.

- Ну и что?

- Лена - девушка, ей девятнадцать лет. Если она проснется для жизни, то проснется и для любви. Проснется естественно, как утром восходит солнце, а весною распускается зелень и расцветают цветы.

- Ну и что? - упрямо повторил свой вопрос Лобов.

- А то, что вы будете рядом с ней! Она будет естественно тянуться к вам, как к надежной опоре. А надежность вашу, вы уж простите, так сказать, за версту видно. А Лене девятнадцать лет! Ей будет трудно перенести новую жизненную неудачу. Вам стоит серьезно подумать обо всем этом.

- А я уже подумал, - рассеянно сказал Лобов.

Он так и не понял истинного смысла того, что сказал его язык. И не заметил, с каким удовлетворением откинулся Кирсипуу на спинку кресла. «Я сделал все, что мог, - было написано на его лице с какой-то неискоренимо прибалтийской, себе на уме психологической окраской. - Кто может, пусть сделает больше».

Прощаясь с Иваном, Кирсипуу на секунду задержал в рукопожатии его большую ладонь.

- Простите мою навязчивость, но мне бы хотелось дать вам несколько советов. Самого общего порядка, разумеется. Скорее даже не советов, а рекомендаций, вовсе не обязательных, но, как мне представляется, полезных.

Лобов улыбнулся этой деликатности.

- Давайте.

Кирсипуу несколько секунд молчал, собрав гармошкой кожу высокого лба, потом прикоснулся кончиками пальцев к широкой груди Ивана.

- Вам придется проявить терпение, командир.

- Я умею быть терпеливым.

- Догадываюсь. Но речь идет о терпении особого рода. Кирсипуу заглянул в самые глаза собеседника и снова отвел взгляд. Психолог был подчеркнуто сосредоточен, и Лобов невольно проникся чувством ответственности к разговору. - Удар орнитеррского геновируса по психике Лены Зим был не только жестким, но и глубоким. Я говорил вам о частичной амнезии. И это правда! Но не вся правда. У Лены была нарушена не только сознательная, но и более глубокая, подсознательная память, хотя и в меньшей степени, разумеется. В ходе сна, который подошел к самой границе смерти, была частично разрушена не только память, но и сама личность девушки-стажера.