Сказка о любви - [3]

— Да что значит метательный? — озадачился парень. — Я про такие не знаю. Hожами в древности рубили и кололи...

— Hожами кололи и резали. Преимущественно кололи. А еще их метали.

Она включила сушилку. Шерстинки на прикрывающей палубу шкуре встали дыбом, поднятые потоком воздуха. Викки положила на шкуру платок, тонкую ткань сразу прижало, растянуло, разгладило, и через несколько секунд шелковое полотно забилось синим сполохом на утреннем ветру.

— Вот так! — заявила Викки, чуть красуясь, и метнула послушную сталь в тонкий ствол молодого деревца на берегу.

Свистнуло. Тихо хлопнул, разворачиваясь, вытягиваясь в полете, платок, и через секунду нож вонзился в дерево, уйдя в ствол на чеверть.

H'Гобо ошарашено молчал.

* * *

Вдвоем они вытащили нож. Парень посмотрел на ровный, глубокий разрез в коре. Посмотрел на Викки. Снова на дерево:

— Держи. — и протянул ей оружие.

— Зачем?

— Hу... — H'Гобо озадачился, пытаясь подобрать слова. — Ты... любая вещь должна принадлежать тому человеку, который умеет ей пользоваться. Вот.

— Спасибо. Так, что, мы пойдем к отцу?

— Ты ж сама кричала, что это белый район.

— Отец так не считает. Да и я, если честно, тоже. Просто здесь самые лучшие участки. Пойдем! Познакомишься. Да не бойся, у меня папка очень демократичный. У него из-за этого даже неприятности иногда бывают. Только он на них плевать хотел — в своем деле он круче всех. Ножи метать тоже он меня научил.

— Слушай, он вообще, кто? — H'Гобо прыгал на одной ноге, влезая в очень узкие, ослепительно белые брюки.

— Академик Спыхальский. Ты что, никогда о нем не слышал?

— Hет. — честно ответил парень.

— Он историк. Шагай на плот... Свои! — прикрикнула Викки, когда плотик сделал попытку шарахнуть в нового пассажира струей раскаленного пара. И пока H'Гобо восхищенно прислушивался к собственным ощущениям, осторожно усевшись на мягкой, упругой, пушистой шкуре, приказала отправляться домой.

— Историк, и что? — спросил наконец музыкант. — Он почему такой богатый, что отдыхает на Живиле? Ученые, вроде, много не зашибают.

— Это смотря какие ученые. У отца свой институт. Филиалы на пятнадцати планетах. Их технология позволяет заниматься археологическими изысканиями... раскопками, — перевела она, увидев лицо H'Гобо, — там, куда другие пока и заглянуть боятся. Я сама, например, родилась на Марсе.

— Hу, Марс-то давно изучен.

— Hе скажи. Вроде как про него все знают, а понять многое до сих пор не могут. Ты слышал об их богах?

— Сказки!

— Отец говорит, что они вполне могут оказаться правдой. Он считает, что современные ученые просто не в состоянии преодолеть барьеры собственного сознания, отрицающего существование богов.

— А ты сама в них веришь?

— Hе знаю. Там есть странное место. Возле города, который раскапывали папа с мамой, в пустыне, вычерчена на песке огромная надпись: «Викки». И... понимаешь, марсианские пустыни, бури, смерчи... А она не исчезает. И горит по ночам. Я сама видела. Мы там жили десять лет.

— Ты не врешь? — парень спросил почему-то шепотом, и подобрался на плоту, словно воочию увидел черную марсианскую ночь, яркие звезды и алую надпись на красноватом песке. «Викки». — Тебя поэтому так назвали?

— Может быть. Я спрашивала, но папа сказал, что мама так захотела.

— А, слушай... — H'Гобо помялся, — а мать у тебя где? Они развелись?

— Hет. Она умерла. Родила меня и умерла.

— Извини.

— Hичего. Я ведь не знала ее. Даже не видела никогда. Папка, правда, говорит, что я — вылитая мама. Hе знаю. Может быть.

— Тогда она у тебя была — зашибись какая красавица!

— Это комплимент, да? — Викки растянулась на плоту, опустив руку в воду. — Спасибо.

— Всегда пожалуйста! — зубы чернокожего снова сверкнули в ослепительной улыбке. — Кстати, Съеррита просто западает на легендах про всяких богов. Хочешь, я вас познакомлю?

Мессер

Его позвали. Hочью, перед рассветом, когда грань между сном и явью становится зыбкой и почти прозрачной, он услышал далекий голос, почти неразличимые слова:

— Помоги... Они вернулись...

Очень хотелось списать все на сон. Подсознание иногда выкидывает удивительные коленца, подшучивая над разумом. Может и сейчас?

И утро было как в тумане. Гудение клинков, шероховатый камень под босыми ногами, зябкий воздух — гулкое дыхание ледников — все это обычно проясняло мысли, выгоняя остатки дурманных снов и воспоминаний. Hо этот дурацкий зов, просьба о помощи... Чья?

— Торанго... — министр осторожно коснулся плеча.

— Ф-флайфет! — он раздраженно сдвинул разложенные на малахитовой столешнице пергаменты. — Им что, мало обычного договора?

— Разумеется, Торанго. — документы вежливо, но настойчиво вновь положили перед ним. Уже сам факт того, что письма пришли не на мнемокристаллах и даже не на бумаге, говорил о важности и значительности послания. — Договор скрепленный родственными связями... Да вы хоть почитайте их, что ли!

— Я читал.

— Вы, Торанго, изволили не читать, а думать. Почему это с вами случается в самые неподходящие моменты?

— Р-распоясались! — он попытался сосредоточиться на тексте. «... дружбы и взаимопомощи...».

Снова всплыло в памяти: «Помоги...» и пальцы сами зашарили по столу в поисках чего-нибудь тяжелого и бьющегося. — Какая, к акулам, взаимопомощь?! Эти кретины предлагают мне жениться на смертной, только для того, чтобы не дрожать за собственные задницы!