Сказка о Короле и Прекрасной Огороднице - [2]

— Да ну их ко псу, — любезно говорит Король. — Мне анадысь гишпанский граф два бочонка фиников прислал да мартышку ученую, а ты — топинамбур! Темный вы народ, необразованный, и что с вами делать? Академию вам открыть, что ли?

Ну, сидят, чай пьют. Король новости рассказывает. Мол, де, в герцогстве Лимпом безобразия творятся, и хорошо бы то герцогство укоротить. А что Прекрасной Огороднице герцогство то, если она даже и не знает, в какой стороне оно находится? Но сидит, слушает, головой кивает — непременно укоротить надо, а то, ишь, чего!

А Король беседой увлекся, уж и жаловаться стал: и министры подлецы заговоры плетут, и советники дураки — такое советуют! И дворня тащит все подряд. И что ты с этим народом поделаешь! Может, ты, Прекрасная Огородница, вдруг чего подскажешь? Размяк, видать, Король от чая горячего.

А Прекрасная Огородница матушкины наставления вспомнила да тихо так, робко и говорит:

— Прикажи, государь, солдат из города увести. Никакой возможности нету терпеть: хватают, вяжут, в кутузку сажают безо всякого суда и следствия. Опять же грабят — зайдут в дом, подавай, хозяйка, то, подавай се, да служи за столом! Легко ли, милостивец?

Улыбнулся Король снисходительно — ну дура баба, что ты ей втемяшишь?

— Не разумеешь ты государственной необходимости. Обязательно это надо, чтоб солдаты в городе были — для дисциплины и порядку. Вам толечко дай слабину — вы же мне враз какую-нито революцию устроите. А ты, как сознательная моя фаворитка (это по-французскому, ты все одно не поймешь), должна бы разуметь и сочувствовать. Доступно тебе или нет?

— Да понятно, милостивец, чего не понять. Будем, значит, дисциплину блюсти и порядок. А на что, дозволь тебя спросить, на площадь перед ратушей такое невообразимое количество камней нести приказано? По сто булыжников со двора! А каменоломни далеко, а коней-то нету, тачкой много ли навозишь, да и лето сейчас, самая страда…

— И опять же неправа выходишь. Это ж державная надобность! Ты вспомни Старую Башню, что во славу Короля построена?

— Помню, батюшка, очень видная башня и крепкая еще…

— Крепкая! А из моды-то она вышедши! Тут из Парижу намедни архитектор приехал, посмотрел, физиономию скривил — в Европах де никто уж таких башен не держит. Чем это, спрашивается, мы Европы похуже?

— Так, милостивец, может, Старую Башню разобрать, да из ее же каменья новую и сложить?

Аж терпенье у Короля лопнуло, пятнами он пошел, плоеное жабо на шее рвет:

— Ты чего это? Не ты б сказала, так и за решетку немедля! На устои покушаешься? Вот, выясняется, мысли какие в народе бродят! Сегодня вам башню королевскую разобрать, а завтра?.. Смотри у меня!

— Не серчай, милостивец, от простоты это я, сам знаешь — неученая, где мне твою государственную мысль постигнуть! Не серчай…

Поутих Король, лоб платком отер, «Фанты» хлебнул да и успокоился.

Пьют чай далее. Король деликатно с хрустального блюдечка золотой ложечкой рябиновое варенье кушает, а Прекрасная Огородница баранку сахарную белыми перстами ломает. Тоска ее гложет — как быть? Редко Король к себе зовет, следующего раза небось полгода ждать. Позвал — нужна значит. Посидеть, потолковать, про думы свои поведать зовет — отдохнуть сердешному хочется, развеяться. Понятное дело.

А сердце у Прекрасной Огородницы тоже ведь живое, жалеет Короля. Да язык непокорный все спрашивать рвется, про беды и горести Прекрасной Огородницы все выложить хочется, никак его узлом не завяжешь. Да и то сказать — кому поведаешь? Никого в целом свете нет у Прекрасной Огородницы. Все в душе она держит, некому и пожалобиться. Разум кипит, горло перехватывает, а молчать надо: к чему Короля беспокоить, праздник их общий, редкий портить?

Устыдилась она мыслей своих ползучих. На что Королю знать-то ее заботы-кручины? У него дела государственные…

А Король на девушку смотрит ласково, берет ее за руки мягкие, говорит умильно:

— Проси, Прекрасная Огородница, себе подарка али помощи — ни в чем отказа не будет, желаю тебя наградить-пожаловать.

Вздохнула несчастная — как попросишь? Тоже ведь ронять себя в глазах монарших не хочется. Пустяка просить стыдно, а посущественней что — так прогневать Короля страшно. Пусть бы уж не спрашивал, пусть бы уж пожаловал, что милость его…

Молвила девушка:

— Дозволь, властитель, репу с морковью сеять. А то запретил в прошлом годе, а доходишко с огородишка не велик, еле-еле концы сводим…

Нахмурился государь. Обмерла Огородница — опять не угадала, несмышленая! Ой, быть грому на головушку горькую…

Но улыбнулся мудро повелитель и сказал рассудительно:

— Не можно этого дозволить, Прекрасная Огородница. У наследника от репы с морковью колики приключились, не могу разрешить сей зловредный овощь сеять. Сей тыкву.

А за окнами уж совсем темно, дело к полуночи, пора Королю и опочив держать.

Прощается Прекрасная Огородница, приседает низко, лицо прячет, Королю спокойной ночи желает. Покосилась в угол, где корзинка с гостинцами брошенная валяется. Жалко, новая совсем корзинка, да забрать неловко…

И снова по винтовой лестничке вниз побежала Прекрасная Огородница, в темный парк таинственный. Снова ключик за корсаж сунула, чулки в карман, башмаки через плечо на шнурках связанных. И пошла Прекрасная Огородница по росистой траве через лес ночной. Пала из темноты ошалелая сова, метнулась, перепугала девушку. Шарахнулась бедная Прекрасная Огородница, но ничего такого от полноты чувств вослед птице не сказала.