Сказка для детей - [2]

Портреты гордых бар, краса гостиной,

Забытые, тускнели; поросли

Дворы травой, и блеск сменив бывалый,

Сырая мгла и сумрак длинной залой

Спокойно завладели… Тихий дом

Казался пуст; но жил хозяин в нем,

Старик худой и с виду величавый,

Озлобленный на новый век и нравы.

16

«Он ростом был двенадцати вершков,

С домашними был строг неумолимо;

Всегда молчал; ходил до двух часов,

Обедал, спал… да иногда, томимый

Бессонницей, собранье острых слов

Перебирал или читал Вольтера.

Как быть? Сильна к преданьям в людях вера!..

Имел он дочь четырнадцати лет;

Но с ней видался редко; за обед

Она являлась в фартучке, с мадамой;

Сидела чинно и держалась прямо.

17

«Всегда одна, запугана отцом

И англичанки строгостью небрежной,

Она росла, как ландыш за стеклом

Или скорей как бледный цвет подснежный.

Она была стройна, но с каждым днем

С ее лица сбегали жизни Краски,

Задумчивей большие стали глазки;

Покинув книжку скучную, она

Охотнее садилась у окна,

И вдалеке мечты ее блуждали,

Пока ее играть не посылали.

18

«Тогда она сходила в длинный зал,

Но бегать в нем ей как-то страшно было;

И как-то странно детский шаг звучал

Между колонн; разрытою могилой

Над юной жизнью воздух там дышал.

И в зеркалах являлися предметы

Длиннее и бесцветнее, одеты

Какой-то мертвой дымкою; и вдруг

Неясный шорох слышался вокруг:

То загремит, то снова тише, тише…

(То были тени предков – или мыши!)

19

«И что ж? – она привыкла толковать

По-свóему развалин говор странный,

И стала мысль горячая летать

Над бледною головкой и туманный,

Воздушный рой видений навевать.

Я с ней не разлучался. Детский лепет

Подслушивать, невинной груди трепет

Следить, ее дыханием с немой,

Мучительной и жадною тоской,

Как жизнью, упиваться… это было

Смешно! – но мне так ново и так мило!

20

«Влюбился я. И точно хороша

Была не в шутку маленькая Нина.

Нет, никогда свинец карандаша

Рафáэля, иль кисти Перуджина

Не начертали, пламенем дыша,

Подобный профиль. Все ее движенья

Особого казались выраженья

Исполнены. Но с самых детских дней

Ее глаза не изменяли ей,

Тая равно надежду, радость, горе;

И было темно в них, как в синем море.

21

«Я понял, что душа ее была

Из тех, которым рано всё понятно.

Для мук и счастья, для добра и зла

В них пищи много; – только невозвратно

Они идут, куда их повела

Случайность, без раскаянья, упреков

И жалобы. Им в жизни нет уроков;

Их чувствам повторяться не дано…

Такие души я любил давно

Отыскивать по свету на свободе:

Я сам ведь был немножко в этом роде!

22

«Ее смущали странные мечты.

Порой она среди пустого зала

Сиянье, роскошь, музыку, цветы,

Толпу гостей и шум воображала;

Кипела кровь от душной тесноты;

На платьице чудесные узоры

Виднелись ей, – и вот гремели шпоры,

К ней кавалер незримый подходил

И в мнимый вальс с собою уносил;

И вот она кружилась в вихре бала

И утомясь на кресло упадала…

23

«И тут она, склонив лукавый взор

И выставив едва приметно ножку,

Двусмысленный и темный разговор

С ним завести старалась понемножку;

Сначала был он весел и остёр,

А иногда и чересчур небрежен;

Но под конец зато как мил и нежен!

Что делать ей? – притворно-строгий взгляд

Его, как гром, отталкивал назад,

А сердце билось в ней так шибко, шибко,

И по устам змеилася улыбка.

24

«Пред зеркалом, бывало, целый час

То волосы пригладит, то красивый

Цветок пришпилит к ним; движенью глаз,

Головке наклоненной вид ленивый

Придав, стоит… и учится; не раз

Хотелось мне совет ей дать лукавый;

Но ум ее и сметливый и здравый

Отгадывал всё мигом сам собой;

Так годы шли безмолвной чередой;

И вот настал тот возраст, о котором

Так полны ваши книги всяким вздором.

25

«То был великий день: семнадцать лет!

Всё, что досель таилось за решеткой,

Теперь надменно явится на свет!

Старик-отец послал за старой теткой,

И съехались родные на совет.

Их затруднял удачный выбор бала.

Что? будет двор иль нет? – Иных пугала

Застенчивость дикарки молодой;

Но очень тонко замечал другой,

Что это вид ей даст оригинальный;

Потом наряд осматривали бальный.

26

«Но вот настал и вечер роковой.

Она с утра была, как в лихорадке;

Поплакала немножко, золотой

Браслет сломала, в суетах перчатки

Разорвала… со страхом и тоской

Она в карету села и дорогой

Была полна мучительной тревогой;

И выходя споткнулась на крыльце.

И с бледностью печальной на лице

Вступила в залу… Странный шопот встретил

Ее явленье: свет ее заметил.

27

«Кипел, сиял уж в полном блеске бал.

Тут было всё, что называют светом…

Не я ему названье это дал,

Хоть смысл глубокий есть в названьи этом.

Своих друзей я тут бы не узнал;

Улыбки, лица лгали так искусно,

Что даже мне чуть-чуть не стало грустно.

Прислушаться хотел я – но едва

Ловил мой слух летучие слова,

Отрывки безыменных чувств и мнений —

Эпиграфы неведомых творений!..

. . . . .

Примечания

Печатается по авторизованной копии – ИРЛИ, оп. 1, № 30 (отдельные листы). Существует черновой автограф того же текста без заглавия – ИРЛИ, оп. 1, № 14 (отдельные листы).

Опубликована впервые в «Отеч. записках» (1842, т. 20, отд. I, стр. 116–123).

В тексте первой публикации отсутствуют стихи 33 и 115–116, очевидно исключенные цензурой. Под текстом дата: «1841 год». На этом основании 1841 годом датируют поэму П. А. Ефремов (Соч. под ред. Ефремова, т. I, стр. 148) и Арс. И. Введенский (Соч. под ред. Введенского, т. 2, ч. I, стр. 94). Однако указанную дату нельзя считать достоверной. В Соч. под ред. Висковатова (т. 2, стр. 348) высказывается предположение, что поэма писалась не позже 1840 года, так как, отправляясь в 1840 году в ссылку на Кавказ, Лермонтов передал все свои рукописи А. А. Краевскому. Между ними находилась и «Сказка для детей». В Соч. под ред. Болдакова (т. 2, стр. 430–433) поэма датируется второй половиной 1839 года.