Скажи смерти «нет!» - [119]

Голос доктора зазвучал резче:

— Надеюсь, вы также понимаете, что если вы заберете ее отсюда, а назавтра пожалеете об этом, то она снова окажется последней в списке, и тогда у вас, вероятно, не будет никакой надежды пристроить ее куда-нибудь, где бы за ней был присмотр. До тех пор, пока не будет уже поздно.

— Не пожалею! А если и пожалею, то нечего беспокоиться, что я попытаюсь снова ее сюда положить. Я все снесу сам.

— Но уколы ей нужно будет делать до самого конца.

— А мне нельзя научиться делать уколы?

Доктора Хейга покинуло его обычное спокойствие.

— Нет, нет и нет! — закричал он. — И не подумаю вас учить! Это просто безумие. И я сейчас думаю не только о вашей жене, но и о вас тоже. То, что вы хотите сделать, выше человеческих сил!

Барт в упор взглянул на врача.

— Может ли она протянуть дольше, чем нам хватит этих двести сорока фунтов? Скажем, из расчета десять фунтов в неделю?

— Предсказать это невозможно.

— Вы считаете, что она ни за что не может выздороветь?

— Вы же сами знаете, что никто не сможет ответить вам на этот вопрос. Согласно всем медицинским показаниям явно не может. Но разное может случиться — больные называют это чудом, мы говорим, что здесь действуют факторы, еще не изученные наукой.

— А не может ли она поправиться быстрее там, куда ей так отчаянно хочется поехать, там, где она будет счастлива?

— И на это тоже ни один врач не даст вам ответа. Единственное, что я, к сожалению, могу сказать, это то, что, насколько я могу судить, она должна умереть, и довольно скоро.

— А она не умрет еще до того, как я успею ее забрать?

— Видите ли, если мы будем продолжать уколы, то сейчас уже ничто не сможет коренным образом изменить ее состояния — ни в лучшую, ни в худшую сторону. Я в данном случае больше думаю о вас, чем о ней. Мы здесь сделаем все, что в человеческих силах, чтобы облегчить ее и ваше положение.

— Если вы проинструктируете меня, я все могу сделать сам.

— Но послушайте, друг мой! Вы превратитесь в настоящую развалину, в жалкого психопата! Нет, нет! Я вам этого не позволю. Я позвоню в туберкулезный отдел и свяжусь с доктором. Может, ему удастся вас вразумить.

— Сейчас уже не имеет никакого значения, что там думает он, или вы, или даже я, главное сейчас, что думает Джэн. Не могли бы вы, доктор, заказать скорую помощь, чтобы увезти ее отсюда — теперь-то мы сможем оплатить ее услуги.

— И не подумаю. Вообще я запрещаю вам делать это. И не воображайте, что вы сможете достать машину в округе. Ни один таксист не возьмет вас ни из любезности, ни за деньги, если я с ним поговорю. Предупреждаю, что я буду делать все, чтоб ваша жена осталась здесь. Это просто безумие.

— Но Джэн хочет к морю, в лачугу.

— Хорошо, я сам с ней поговорю.

Из этих слов Барт понял, что разговор окончен.

II

Барт стоял на крыльце главного корпуса, глядя прямо перед собой невидящим взглядом. В окнах уже загорались огни, обманчивая вечерняя тишина опускалась над Спрингвейлом.

Ему нечем было дышать, хотелось набрать полные легкие чистого воздуха полей. На дорожке он наткнулся на трех подвыпивших стариков поденщиков (из тех, что «по шиллингу в день»), которые возвращались домой после выходного. Они приветствовали его непристойными шуточками, обдав запахом дешевого вина, но Барт отстранил их и, словно слепой, побрел дальше, за больничные корпуса.

Он шел через скотный двор, и добрые коровьи морды поворачивались ему вслед, таращась в темноту Какая-то собака увязалась за ним вприпрыжку, и теперь они брели вместе среди скота, который, жуя свою жвачку, бессмысленно глазел на закат, догоравший за холмами.

Колкая стерня царапала по ботинкам, комья земли разбивались под ногами, и мелкая пыль щекотала ноздри. Взошла звезда и одиноко засияла в сиреневом небе. Собака бежала за ним по пятам, тычась ему в руку своим холодным носом, и Барт рад был ее обществу. Возле реки влажный воздух был напоен запахом свежескошенной люцерны.

В притупленном сознании Барта вдруг всплыло воспоминание: так же вот пахла люцерна на приречных лугах около Батерста в ту самую ночь, когда он возвращался из Нелангалу, чтобы наутро встретиться с Джэн и отправиться вместе с ней в лачугу у моря.

Мимолетные воспоминания, полные радости и мучительной горечи; не верится даже, что это было так недавно, каких-нибудь пятнадцать месяцев назад, если считать по календарю. Но сколько изменилось с тех пор — словно минуло пятнадцать лет или пятнадцать веков! Ведь это время отделяло любовь от потери любимой, жизнь от смерти. Тогда тоже был он, Барт, неопытный, самоуверенный и самонадеянный, принимавший как должное все, что отдавала ему Джэн, и теперь, сегодня, — это тоже был он. Он стоял у реки, слушая, как она журчит по камням, вдыхая свежий запах приречной травы, примятой его ботинками, ощущая прикосновение ивовых листьев на своем лице.

«Это конец», — в отчаянии подумал он. Он так часто не мог выполнить желаний Джэн, и сейчас он не выполнит последнего, о чем она просила его.

Он стоял у берега над обрывом, слушая, как комья земли обрываются и падают с глухим плеском в заводь, темневшую под ивой. Какой-то зверек скользнул из травы к реке и со всплеском нырнул в воду: мопок