Скажи смерти «Да» - [15]

— Да нет, только по-английски.

— Баба — класс, Генаха. А я не в курсах, что ты не один, и организовал тут тебе программу на вечерок. Она же не обидится, если ты на одну ночь свалишь: девок приготовил — закачаешься!

Кореец оглядывается на меня, видит только мою милую непонимающую улыбку.

— Да нет, я никак. Потрем за жизнь, за братву, и порядок.

И мне, уже по-английски:

— До вечера, мисс Лански.

Я, так же мило улыбаясь, отвечаю в тон:

— До вечера. Но если хотите повеселиться — то до утра…

Вот такие деньки нам выпадали в отпуске — но надо ж сделать приятное близкому человеку, тем более что улетели мы только через три недели после того разговора — сначала слетали в Нью-Йорк, переговорили с Яшей по поводу моей идеи насчет клуба, а по возвращении с помощью его советов и связей занялись делами, чтобы потом уехать спокойно и процесс бы шел уже без нас. Так что отбыли в отпуск не в конце сентября, а в середине октября — и отдохнули, признаться, классно. Я даже удивлялась себе: вроде не слишком любознательным была человеком, а тут охотно осматривала всякие достопримечательности, часами перемещалась без устали по новым для меня городам.

В турагентстве, рекомендованном Мартеном, поездку нам организовали, естественно, на высшем уровне: все перелеты первым классом, гостиницы только пятизвездочные, номера люкс и все такое. Отдыхать — так отдыхать, верно? Особо, конечно, не шиковали, чтобы слишком внимания к себе не привлекать, — никаких там президентских апартаментов и лимузинов с утра до вечера у подъезда. Но и не скромничали. Мы объехали бог знает сколько стран — Англия, Германия, Швейцария, Голландия. В Швейцарии даже задержались на пару дней, где я со своим адвокатом пообщалась — бывшим кронинским. И прошлась по маленькой улочке мимо цюрихского банка, в котором лежали мои денежки — десять с лишним миллионов, оставленных мне господином Крониным, плюс семь с небольшим миллионов от продажи его дома в Майами.

Я еще удивилась, подумав, что в Америке банки огромные и внушительные, а тут небольшие такие домишки, хотя деньги в них лежат огромные. Правильно их называют цюрихскими гномами, этих банкиров. Все такие старомодные, вежливые, чинные, никакого американского темпа, срывов и потрясений, ярких эмоций. Все размеренно, чинно, и спокойно, и консервативно. Да и сама страна, если честно, не слишком приятная — красивая, наверное, хотя в горах я не была, но холодая и напыщенная, гордящаяся своим высоким уровнем жизни, и жуткой дороговизной, и вечным нейтралитетом, на котором Швейцария зарабатывала деньги, когда по всей Европе лилась кровь.

Странно, но я совсем не чувствую себя русской — нет ни капли ностальгии по стране, в которой я родилась и столько прожила, нет никаких национальных чувств. Я не горжусь этим и не огорчаюсь — и не называю себя кичливо гражданином мира. Я — это я, просто поняла в очередной раз, как все это от меня далеко — Союз, Россия, Москва. Далеко, забыто и, в общем, неинтересно. Хотела спросить Корейца, не скучает ли он по Москве, но на всякий случай не стала — просто выключила телевизор, и весь следующий день вообще не выходили из отеля, занимаясь сексом и завтракая, обедая и ужиная в гостиничных ресторанах.

Больше всего я от Германии удовольствия получила — от животастых бюргеров и не менее пышных их жен, от традиционных пивных с не менее традиционными закусками, от немного резкого, но симпатичного мне языка. А самое яркое впечатление осталось от Голландии, где три дня прожили. От Амстердама, где мы, одевшись поскромнее, проводили уйму времени в кварталах красных фонарей, рассматривая выставленных в окнах девиц, и такое количество марихуаны выкурили самых разных сортов, что я, кажется, все время была под кайфом и все мои голландские впечатления окутаны сладковатым дымком.

И это при том, что я в Лос-Анджелесе к наркотикам не прикасалась ни разу, хотя уж где-где, а там они популярны, особенно в кинотусовке. Но мне даже безобидного вроде кокаина не хотелось, не говоря уже о тех наркотиках, которые вкалывать надо. Насилие над собой мне не нравится совсем, и вида крови я не переношу — может, смешно звучит, учитывая, что я ножом зарезала кронинского охранника и крови из него натекло небольшое озерцо, но то совсем другая ситуация была. Так что дома — в смысле в Лос-Анджелесе, который я вдруг впервые назвала домом и подумала, что сказала-то абсолютно верно, — отказывалась от всего, включая безобидную травку, потому что люблю себя контролировать. Выпить — это другое, тем более что после твоей смерти я несколько раз напивалась до беспамятства. А сейчас можем выпить с Корейцем пятьсот граммов на двоих, но обычно ограничиваемся куда меньшей дозой. Выпить — это процесс, этакое чудодействие, включающее в себя красивую бутылку, причудливой формы стакан, лед из ведерка, неспешное отхлебывание и долгие размышления или разговоры.

А тут какой интерес — укололся, лег и смотришь в потолок, видя какие-то полуфантастические кошмары. Или нюхнул и ходишь под искусственным кайфом ради состояния легкости и подъема. У меня и без кокаина хорошее настроение, а каждый день — радостный и счастливый. Но в Амстердаме мы как с цепи сорвались, этой самой травкой обкуриваясь, — не поверишь, есть бары, в которых тебе приносят меню, а в нем видов двадцать травки, если не больше. И стоит совсем недорого, и законом не преследуется — так называемые мягкие наркотики типа марихуаны и гашиша продаются вполне официально.