Скажи ее имя - [96]

Годами Аура боялась, что Родриго бросит мать. Основной проблемой их супружеской жизни Родриго считал усугублявшееся пьянство Хуаниты, однако были и другие. С еще большей, чем ранее, настойчивостью Аура умоляла и убеждала мать обратиться за помощью. Ежедневно разговаривая по телефону и в интернете, они ожесточенно ругались по этому поводу. Однажды вечером в конце рождественских каникул Хуанита и Родриго присоединились к нам в кафе в Кондесе. Мы сидели за большим круглым столом и выпивали с друзьями. Когда все стали расходиться, Хуанита перегнулась через стол — ее глаза пристально оценивали количество оставшегося алкоголя, — сгребла все бокалы и допила один за другим. Хайме, испанец с густым голосом, отпустил очередную добродушную шутку, что-то вроде: «Ох, проклятье, она меня опередила». Аура старалась перенести это стоически, но ее стыд и злость впивались в меня, словно кинжалы. Ее щеки стали почти серыми, лицо приобрело жесткое выражение, губы сжались в тонкую линию, их уголки опустились, в глазах не было и следа хмельного веселья, только грусть, я словно увидел ее постаревшей, как если бы жизнь принесла ей лишь горькое разочарование. Она бросила взгляд на стоявшего с виноватым и беспомощным видом отчима и подошла к матери. Больше года назад Родриго оставил на заднем сиденье машины Хуаниты руководство по тому, как вести себя в процессе развода, и теперь оно всегда было там, подобно спящему скунсу, которого никто не рискует тронуть. Аура была убеждена, что мать пила из страха быть брошенной и из-за другой глубокой, незаживающей раны — длительной ссоры со своей матерью. К тому же Аура жила в Нью-Йорке, превращаясь в самостоятельную женщину, замужнюю, с собственными амбициями, уделяя матери все меньше и меньше времени. Покинутая, одинокая, всего боящаяся, отрезанная от мира со всех сторон — так Хуанита проживала свою жизнь. Несмотря на все намеки и угрозы, Аура не верила, что Родриго решится уйти, и причиной тому были деньги: он не зарабатывал достаточно, чтобы обеспечить себе приличную жизнь. Родриго проводил в разъездах почти всю неделю, а с недавних пор и выходные. Он все еще был атлетически сложен, моложав; было трудно предположить, что у него нет любовницы. Даже просто стоя рядом, он излучал жестокость, но, несмотря ни на что, чувствовалось, что он привязан к Хуаните, что она для него больше, чем банальный источник комфорта. В ней было так много силы, тока, и он, простой и довольно вялый человек, не мог прожить без ее энергии. Она держала его на крючке.

Но также было ясно, что, став дедушкой, Родриго стремился проводить как можно больше времени с внуками, мальчиками двух и четырех лет и новорожденной девочкой. Раньше по праздникам Родриго оставался с Хуанитой и Аурой, улучая момент, чтобы позвонить или встретиться с давно изгнанной из семьи дочерью, Катей, но с рождением внуков его приоритеты изменились. Аура боялась, что стремительно крепнущая привязанность Родриго к семье Кати наряду с категорическим отказом Хуаниты признать сам факт ее существования станет главным аргументом для отчима в окончательном решении покинуть ее мать. А что, если они все вместе станут проводить праздники — Рождество, День отца, — сможет ли это удержать Родриго в семье? Это была моя идея, и, обсудив ее с Аурой, я поговорил с Родриго. Так начались наши тайные встречи с ним и Катей. В этой высокой дипломатии мне отводилась роль особого посланника. Аура не виделась со сводной сестрой двенадцать лет. Наше общение по настоянию Ауры держалось в строжайшем секрете от ее матери. Мы встречались с Родриго и Катей дважды, сначала летом и еще раз зимой, в двух разных ресторанах. Оба раза Катя приезжала с мужем — менеджером среднего звена на транснациональном предприятии по производству бытовой техники, расположенном где-то на окраине. Они одевались как молодая пара из пригорода, на первой встрече Катя была в сером платье-сарафане поверх белой блузки, в неброских золотых серьгах и цепочке; ее муж — в алом свитере и темных брюках. Катя все еще выглядела как бойкая первая красавица школы. Ее длинные каштановые волосы блестели и были аккуратно причесаны. У нее была открытая улыбка, по крайней мере мне она казалась дружелюбной, но в глубине веселых глаз затаилась опаска. Это было что-то мрачное, что-то из ее детства или бесшабашной юности, нечто такое, что она, вероятнее всего, никогда не обсуждала ни с кем, кроме доктора Норы Банини. Я думаю, что поэтому она мне и понравилась; она меня заинтересовала, я почувствовал с ней родство. Я тоже скрывал многое из своего прошлого. Мы оба сделали немало, чтобы сохранить свою целостность и стать теми, кем мы стали. Я сказал Ауре, что не могу понять родителя, пусть и приемного, навсегда изгоняющего даже уже взрослого, девятнадцатилетнего ребенка из семьи и отказывающегося от любых попыток примирения. Конечно, и сама Катя никогда не стремилась простить или быть прощенной. Только потом я узнал, сколь жестока она была в детстве с Аурой — об этом мне рассказала Фабис, об этом я прочел в дневниках жены.

Катя изо всех сил сдерживала радость, и я не мог не заметить, что она получила от нашей встречи большое удовольствие. Мы попросили ее помочь нам спасти брак Хуаниты. Катя дала понять, что в принципе не против. Она посмотрела на Ауру через стол и сказала, что скучала по младшей сестричке. Аура улыбнулась в ответ и, вжавшись в стул, ответила, что тоже скучала. Катя сказала, что при определенных обстоятельствах она допускает, что вся семья соберется на Рождество, но… но… Дабы простимулировать Катю, я произнес страстную речь о важности семьи, представив себя «главным хранителем семейных уз». Родриго и Аура в изумлении уставились на меня, и с робкой улыбкой Аура спросила: ты