Скажи ее имя - [9]

Была середина жаркого и душного сентября, когда я в одиночестве вернулся из Мехико в Бруклин впервые после смерти Ауры. На излете 2007-го казалось, что лето отказывается уходить, нависая над городом, как наказание. Кондиционер был включен днем и ночью. Но, едва жара спала, я пошел в кладовку и, выполняя данное Ауре обещание, вынул одеяло из его полиэтиленового чехла и расстелил на кровати. Оно было сделано из тонких горизонтальных разноцветных полосок, простроченных поперек параллельными рядами — казалось, оно вобрало в себя все оттенки ярких цветов, с легким преобладанием красного. Создавалось впечатление, что оно колеблется перед вашим взглядом. Поразительно, но одеяло придало женственности комнате, ставшей спальней вдовца. Чучела животных и игрушечные роботы; миниатюрные алые туфельки, свисающие с абажура; сохранившееся с давно прошедшего Дня святого Валентина большое шоколадное сердце, все еще в целлофановой упаковке с ленточкой. Плюшевое кресло для двоих с грудой больших цветных подушек рядом с телевизором. Свадебное платье на зеркале. Резной, раскрашенный крылатый ангел из Такско, свисающий с прикроватного светильника, с красногубым бледным лицом распутного подростка-херувима, медленно и методично вращающийся на конце нейлонового шнурка, смотрящий своими деревянными глазами на меня, одиноко лежащего на кровати, как когда-то таращился на нас с Аурой, неспешно отворачиваясь к стене.

Часто утром, только проснувшись, Аура поворачивалась ко мне и говорила: ox, mi amor, до чего же ты уродлив! Зачем я только вышла за тебя? — сладким, шаловливым голосом.

Я уродлив? — грустно спрашивал я. Это была одна из наших любимых сцен.

Да, mi amor, говорила она, ты уродлив, бедняжка. Она целовала меня, и мы смеялись. Смех рождался глубоко в моем животе и с рокотом поднимался вверх, рисуя на лице головокружительную улыбку, запечатленную на всех моих фотографиях тех лет. Глупая ухмылка не покинула меня, даже когда я произносил брачные клятвы. А вот лицо Ауры напротив было подобающе торжественным, хоть и немного ошеломленным, поэтому наши свадебные фотографии вызывают нечто вроде стыда и неловкости.

Аура отнесла одеяло в кладовку и вернулась в спальню, чтобы закончить собирать вещи перед своей смертью, за три недели и один день до нее.

3

В тот первый день, вернувшись в нашу квартиру вместе с Валентиной и Адель Рамирез, я будто ступил в абсолютный, вневременной вакуум. Когда были втащены чемоданы, повешено свадебное платье и создан алтарь, я спросил: интересно, где Аура хранила обручальное кольцо? (Или я сказал «где она хранит обручальное кольцо»?) Она не брала его с собой в Мексику из страха, что его могут украсть. Да и вообще носила его довольно редко. Считала слишком претенциозным, чтобы надевать на занятия, опасалась прослыть богатенькой буржуазной девицей из высших слоев мексиканского общества, лицемерно играющей в суровую жизнь аспирантки-филолога, которая в один прекрасный день вернется домой с ученой степенью из университета Лиги плюща в качестве очередной дорогой безделушки. Аура считала, или действительно с горечью обнаружила, что частенько производила на окружающих, особенно американских преподавателей, столь превратное впечатление.

Я беспокоился: вдруг Аура потеряла обручальное кольцо и боится мне об этом сказать. Она постоянно теряла вещи, впрочем, как и я, поэтому я пообещал себе, что, даже если она его потеряла, не буду переживать по этому поводу. Почему я должен переживать? Когда же я окончательно уверился, что она потеряла кольцо, поскольку не видел его у нее на руке уже очень давно, то решил вообще больше о нем не упоминать, чтобы это исчезновение прошло незамеченным, будто никакого кольца никогда и не было. Это было глупо, более того, возможно, совершенно неправильно — потратить так много денег на столь лакомый бриллиант, который, вполне вероятно, был добыт в шахтах Африки неэтичным или даже преступным способом, но именно он заворожил меня, лежа рядом с товарищами на лотке ювелира, будто размахивая в воздухе маленькими переливающимися ручками, привлекая внимание к своему счастливому сиянию. Бриллиантовое обручальное кольцо вовсе не единственная на земле долговечная традиция или атрибут с удобно незамечаемой возможной привязкой к преступному закулисью. Уж если переломное, судьбоносное предложение сделано и принято, разве не удачно и весело потрачены деньги? Когда я надел его ей на палец и она дала согласие, и мы поцеловались — дело было в Пуэрто-Эскондидо, — наверное, следовало сразу же выкинуть кольцо в океан, очистив этот великий миг и нашу память от вечного страха потерять такое сокровище. Или она могла бы взять его в Мехико, чтобы похвастаться перед матерью, дядей Леопольдо, друзьями, а потом мы бы выбросили его где-нибудь на шоссе, и какой-нибудь мальчонка нашел бы его и изменил свою жизнь к лучшему или наоборот. В таком случае я бы ни секунды не беспокоился, что она могла потерять кольцо и скрывать это от меня.

Когда мы выбирались на ужин в ее любимый ресторан в день ее рождения, или на годовщину свадьбы, или в День святого Валентина, или по любому другому поводу, заслуживающему выхода в свет, оно сверкало на ее пальце. Этот бриллиант появлялся и исчезал, как блуждающая звезда в ночном небе, видимая с земли только два или три раза в году.