Сказания умирающей Земли. Том IV - [9]

Ллорио презрительно обронила: «Ильдефонс, ты – отвратительный дряхлый сатир. Теперь мне ясно, что я ошиблась в оценке твоих полезных качеств. Тем не менее, ты обязан служить нашему делу с полной отдачей, и никак иначе!»

Она величаво удалилась в эксцентрические изгибы перспектив и с каждым шагом, казалось, становилась все меньше – либо в связи с увеличением расстояния, либо вследствие фактического сокращения ее размеров. Она шла задумчиво – походкой, которую почти можно было бы истолковать, как приглашающую. Я поддался внезапному порыву и последовал за ней – сначала размеренным шагом, затем все быстрее и быстрее, пока не помчался за ней прыжками – но в конце концов выдохся и упал. Ллорио обернулась и сказала: «Видишь? Вульгарность характера заставляет тебя забыть о достоинстве, как последнего глупца!»

Она сделала быстрый жест рукой, напустив на меня сглаз, угодивший мне прямо в лоб: «А теперь я разрешаю тебе вернуться к себе в усадьбу». И с этими словами она исчезла.

Я проснулся на койке в лаборатории, тут же обратился к сборнику трудов Каланктуса и применил, в полной мере, все рекомендованные им профилактические процедуры».

«В высшей степени любопытно! – пробормотал Риальто. – Хотел бы я знать, как Каланктус с ней справился?»

«Так же, как надлежит действовать и нам. Он сформировал группу надежных и неутомимых союзников».

«Вот именно – но где и как это сделать? Занзеля уже сглазили, причем явно не его одного».

«Принесите дальноскоп – убедимся в наших потерях, как это ни прискорбно. Может быть, кого-то еще можно спасти».

Риальто выкатил древний инкрустированный табурет с резными ножками на колесиках, навощенный столько раз, что он почти полностью почернел: «На кого вы желаете взглянуть в первую очередь?»

«Попробуйте сфокусировать прибор на стойком, хотя и довольно-таки загадочном Гильгаде. Он человек проницательный, его трудно провести на мякине».

«Вас может ожидать разочарование, – предупредил Риальто. – Когда я взглянул на него в последний раз, на конклаве, частым движениям его языка могла бы позавидовать почуявшая добычу змея». Риальто нажал на одну из раковин, украшавших край табурета, и произнес заклинание. На поверхность прибора спроецировалось миниатюрное изображение Гильгада в окружавшем его помещении.

Гильгад стоял посреди кухни в своей усадьбе, Труме, и делал выговор повару. На нем не было обычного красного костюма сливового оттенка – теперь он носил розово-красные панталоны, кокетливо перевязанные в талии и на лодыжках черными ленточками. На черной блузе Гильгада красовалась изящная вышивка, изображавшая красных и зеленых птиц. Прическа Гильгада тоже изменилась: пышные волнистые локоны, искусно завитые и подстриженные, закрывали его уши, причем это произведение парикмахерского искусства украшали две изящные булавки с рубинами и дорогостоящий плюмаж из белых перьев.

«Гильгад не терял времени, подчиняясь диктату последней моды», – проворчал Риальто.

Ильдефонс поднял руку: «Слушайте!»

Из дальноскопа тихо доносился гневный, взволнованный голос Гильгада: «Здесь повсюду следы жира и копоти! Я мог смириться с этим в период предыдущего получеловеческого существования, но теперь я смотрю на вещи, в том числе на эту грязную и убогую кухню, совсем по-другому. Отныне я требую безукоризненной чистоты и аккуратности! Все поверхности, все участки должны быть выскоблены начисто, чтобы на них не осталось ни единого пятнышка! Но это еще не все! Мое превращение может казаться прислуге странным – не сомневаюсь, что вы отпускаете шуточки по этому поводу у меня за спиной. Но у меня чуткий слух, и я тоже умею шутить! Надеюсь, достаточно упомянуть Кьюния, с недавних пор выполняющего свои обязанности, прыгая на маленьких мягких лапках, помахивая длинным мышиным хвостиком и пищащего от страха при виде кошки?»

Риальто нажал на раковину, чтобы удалить изображение Гильгада: «Увы! Гильгад всегда любил модно одеваться – и, как вам известно, отличался в какой-то мере неустойчивым, даже язвительным темпераментом. Сглаз очевидно не облагораживает жертв. Что ж, с Гильгадом все ясно. Кто следующий?»

«Навестим Эшмиэля – уверен, что его приверженность нашим принципам не поколебалась».

Риальто прикоснулся к раковине; на поверхности табурета появилось изображение Эшмиэля в гардеробной его усадьбы Силь-Соум. Раньше наружность Эшмиэля поражала резким, бескомпромиссным контрастом – правая сторона его тела была белой, а левая – черной. Его одежде была свойственна сходная расцветка, хотя ее покрой нередко можно было назвать причудливым или даже легкомысленным.2

Подвергнувшись сглазу, Эшмиэль по-прежнему предпочитал колоритные контрасты, но теперь он, судя по всему, колебался в выборе между сочетаниями синего и лилового, желтого и оранжевого, розового и темно-коричневого – судя по расцветке одежды манекенов, расставленных в гардеробной. Эшмиэль расхаживал перед глазами наблюдавших за ним Ильдефонса и Риальто, разглядывая то один, то другой манекен, но не находя ничего, что точно соответствовало бы его вкусу; очевидно, это вызывало у него раздражение.

Ильдефонс глубоко вздохнул: «Эшмиэль пропал, это ясно. Придется сжать зубы и проверить, что случилось с другими – сначала взглянем на Хуртианца, а затем, пожалуй, на Нежнейшего Лоло».