Сказания о земле Русской. От Тамерлана до царя Михаила Романова - [245]

Ян Сапега вел себя, по словам Валишевского, перед Мариною «рыцарем-покровителем, но не пытался отклонить ее от решения, которое она свободно приняла»; при этом, по словам того же писателя, «любезности его были довольно плохого свойства. Раз как-то он явился к государыне в таком пьяном виде, что, возвращаясь от нее, упал с лошади и довольно сильно расшибся… Остались ли у Марины какие-нибудь надежды встретить первого Лжедимитрия, – продолжает Валишевский, – это неправдоподобно и, по мнению Зборовского, Сапега, несомненно, рассеял бы их. Она знала почерк своего мужа, а Тушинский вор и не пытался подделывать свой, а ведь опять-таки они переписывались еще до встречи». По совету Вора Марина без колебаний отправилась на показное богомолье в православный Звенигородский монастырь. В своем дневнике Сапега косвенно изображал, что она была очень хорошо осведомлена, но как бы не вполне решилась. Послушав его, так даже было время, когда дух ее возмутился; раз как-то она вдруг не захотела ехать в Тушино. Остаток ли стыда или, может быть, бессознательная осторожность еще смущали ее. Но отец старался преодолеть их. Дважды, 11 и 15 сентября, опережая дочь, воевода ездил в Тушино и там ни на что не жаловался. Он не мог забыть обещаний, вырванных у первого Димитрия, и потому был поглощен одной заботой, как бы завести исподтишка переговоры со вторым, чтобы не утратить своих выгод от первой сделки, с потерей которых не мог примириться. Если дочь проявила колебания, прежде чем выступить участницей торга, то отец, наверное, воспользовался ими только для того, чтобы придать важность своему вмешательству и повысить требования.

16 сентября состоялась в присутствии всего воровского войска нежная встреча мнимых супругов – Марины и Вора, а через четыре дня ксендз-иезуит тайно обвенчал их. 14 октября пан Юрий Мнишек получил от нового мужа своей дочери письменное обязательство, что последний выдаст ему 300 тысяч рублей и отдаст во владение Северское княжество с 14 городами, как только войдет в Москву, после чего Сандомирский вскоре покинул дочь и уехал в Польшу, оставя ее на полный произвол судьбы. Впоследствии наследники Мнишеков предъявили это обязательство русскому правительству, и император Петр Великий уплатил по нему 6 тысяч золотых.

Поживились от Вора и другие поляки, захваченные в плен вместе с Мнишеками. «Бывший посол, – говорит Валишевский, – высокородный, прегордый и пребогатый Олесницкий не пренебрег обещанием обширных земель на польской границе».

Брак Марины с новым царем окрылил также надежды высшего католического духовенства на введение унии в Московском государстве. Еще в ноябре 1607 года кардинал Боргезе писал из Рима новому папскому нунцию в Польше Симонетти: «Сыновья Сандомирского палатина (Мнишека), которые находятся здесь в Риме, сообщили его святейшеству достоверное известие, что Димитрий жив и что об этом пишет к ним их мать. Горим желанием узнать истину». В августе же 1608 года Боргезе писал: «Димитрий жив и здесь во мнении многих; даже самые неверующие теперь не противоречат решительно, как делали прежде. Жаждем удостовериться в его жизни и его победах… Если справедливо известие о победе Димитрия, то необходимо должно быть справедливо и то, что он настоящий Димитрий».

Вместе с тем заботливые польские иезуиты выработали и подробный наказ о том, как надлежит действовать второму Лжедимитрию и ввести в своем государстве унию. Вот некоторые выдержки из этого любопытного наказа, в котором прежде всего поляки хотели доказать Вору, отождествляя его все время с первым Лжедимитрием, что он не должен требовать императорского титула:

«1) …Этот титул не достался ему в наследство от предков, следовательно, надобно доказать какое-нибудь новое, им самим приобретенное право… сами русские против этого титула, что же сказать об иностранцах? Для принятия этого титула необходимо новое венчание, которого патриарх совершить не может; нет и курфюрстов, для этого необходимых. Но царь может достигнуть желанного через унию.

2) Хорошо, если бы государственные должности и сопряженные с ними преимущества раздавались не по древности рода: надобно, чтобы доблесть, а не происхождение получала награду. Это было бы побуждение для вельмож к верной службе, а также и к унии… Не худо бы это распоряжение отложить до унии, а тут раздавать высшие должности в виде вознаграждения более приверженным к ней, чтобы сам государь вследствие унии получил титул царский, а думные его сановники титул сенаторский, то есть чтобы все это проистекало от папы…

3) Постоянное присутствие при особе царской духовенства (православного) и бояр влечет за собой измены, происки и опасность для государя: пусть остаются в домах своих и ждут приказа, когда явиться.

4) Недавний пример научает, что его величеству нужны телохранители, которые бы без его ведома, прямо, как до сих пор бывало, никого не пропускали во дворец или где будет государь. Нужно иметь между телохранителями иностранцев, хотя наполовину со своими, как для блеска, так и для безопасности. В комнатные служители надо выбирать с большим вниманием. В телохранители и комнатные служители надо выбирать таких людей, которых счастье и жизнь зависят от безопасности государя, или, говоря ясно, истинных католиков, если совершится уния. Москвитян брать в телохранители, приверженных к унии…