Сказания о славном мичмане Егоркине - [7]

Да и узнать было неплохо, кто они такие и откуда к нам – до норвежской границы – километров-то семь всего было, так мало ли? Захотелось, блин, проявить бдительность, ага… Подходим – а от этой железяки металлом гретым и каким-то разогретым маслом пахнет, да как-то не по-нашему, а запахи летние напрочь забивает. Подошли ближе, глядим, а они насторожились, один даже трубкой какой-то в нас тычет. Мы спокойно здороваемся, чего, мол, у вас, мужики?

Они молчат, и совсем не радуются нам. И тут вдруг что-то у меня в голове словно щелкнуло и вдруг слышу вроде какие-то голоса, но не ушами, а как-то внутри, прямо в голове. Где-то в мозгу, среди извилин они шевелятся, и не словами даже, а сразу образами – кто, мол, вы такие, и что вам надо?

Мне тоже потом это объяснили, что это обычная форма общения этих «тарелочников» при встречах с местными аборигенами. Чтобы с переводом не путаться. На пальцах это трудно объяснить, но где-то так…

– Местные мы, – отвечаю, уже вслух, – военные из поселка Загрядье.

Они вроде бы поняли, что я сказал, но как – то нехорошо переглядываются. Гляжу на их морды – вот, вот именно! Лицами это не назвать – мама моя, а они-то у них какие-то бледные, с зеленоватым отливом! И глаза – здоровущие такие, прямо как у совы, нет, скорее, как у кошки – косой разрез, и краешки как-то вверх приподняты. Но внутри черные-черные, какой-то невероятной глубины, как колодец в пещере, а зрачков и не видно вовсе.

Я даже подумал, что очки – это у них, но нет – очки у них тоже были, видно защитные от чего-то, и приподняты к верху, под такие плоские береты. А один, из них, еще поздоровее меня, так и спрашивает:

– Вы что, нас не боитесь?

Интересный подходец, думаю – как в детсаду игралка в «напугай меня»!

– С чего бы это? – говорю: – не больно-то вы здоровы, а сейчас еще наши подойдут, и, если что – так вам и мало совсем не покажется! – со всякими прилипалами надо сразу решительный тон брать, у иных охота к приключениям тогда пропадает – пояснил, между делом, Егоркин.

Михаил наш так согласно кивает, хмель от себя отгоняет. Не той реакции они от нас ожидали, сразу видно. Один, длинноносый, прямо говорит другому, у которого нашивок золотых, знаки различия, видать, на полрукава:

– Я же вам говорил, командир, наш Мозг выдал анализ, что их всех, то есть местное население, хлебом не корми – а дай подраться, они всю свою недолгую историю только и делают что воюют.

Что интересно, я его тоже вроде бы слышу и понимаю.

– Варвары дикие, что с них взять? – заключает командир.

Покоробило меня слегка от такой речи. С одной стороны – оно и так, я тоже не далеко от школы жил, учил историю, но все же – за планетку нашу обидно! Не дикари ведь мы давно уже. Ну, не все, по крайней мере, и особенно – если трезвые. Это мы – самый нормальный народ. А у политиков, у тех по-другому, у них со временем ревматизм мозга все же наступает, и чем дольше они сидят на своих постах, так тем уверенней. И сами мы их выбираем, а, как выберем так сразу же сами и удивляемся…

И так каждый раз, как бы там наш строй не называли, какие бы «измы» нам не «пришили».

Примерно так мне тот самый психиатр объяснял, после того, как мы с ним на рыбалке вторую пол-литру «уговорили» – он-то свое дело знает, у него такие клиенты были…

Да и то сказать, последним из известных мне наших правителей, только Петр I лично в сражениях участие принимал, сам на абордаж шведский корабль брал, да и вообще…

Короче, что такое война в «живую», они, современные политики, особо не представляют. Но это – к слову, значит.

Слушайте дальше… Не надоело? – спохватился Палыч. Но этот вопрос сам Егоркин считал риторическим, абсолютно не интересуясь ответом, и сразу же продолжал:

– А Мишка, значит, наш механик, ей-Богу, патологический фанат всяких железяк и устройств, и конструкций. Любой движок для него, как для нас, простых смертных, – какой ни будь букварь.

На их рожи он вообще, как мне показалось, ноль внимания, и видит только их «кастрюлю», и все удивляется, как же он такой машины-то и не знает. Даже никогда не видел, а? Что, говорит, у вас там такое? Их мужик, который все с какими-то приборами бегал, да обшивку у люка раскручивал, какую-то панель снимал, хмыкнул только, да рукой махнул – куда, мол, тебе, все одно не дойдет. Потом чего-то мерил, чего – то крутил, да и плюнул, бросил свой инструмент, и докладывает своему, как мне показалось, офицеру:

– Абзац, говорит этому двигателю, причем – самый большой и полный! Надо новый десантный катер с запасным блоком вызывать, или самим эвакуироваться, а эту колымагу – тут он презрительно пнул по стойке опоры – взорвать к едрене матери! – и выразительно посмотрел на своего кэпа. Ну, может и не совсем точно, но я так уж для себя запомнил его пламенную речь.

Выслушав эти слова, Михаил подошел к открытому лючку под обшивкой, из-за спины что-то разглядывал, затем вежливо подвинул их механика в сторону, достал из нагрудного кармана отвертку, с которой он никогда не расставался. Что-то пробормотал, куда-то прицелился и быстро куда-то ткнул тонким жалом инструмента, да так, что обалдевший «зеленый» не успел ему помешать.