Сказания о Русской земле. Книга 4 - [27]

Бояре, присягнувшие Иоанну, хотели привести к кресту остальных своих товарищей и стали их уговаривать, но те по-прежнему упорствовали и отвечали им жестокой бранью: «Вы хотите владеть, а мы вам должны будем служить; не хотим вашего владения». Особенно вызывающе держал себя князь Владимир Андреевич Старицкий; он крайне резко отвечал дьяку Ивану Висковатому, предложившему ему поцеловать крест Димитрию, а также уже присягнувшим боярам, которые указывали, что ему и матери его неприлично, в то время как государь умирает, собирать боярских детей и раздавать им деньги. Видя явно враждебное отношение Владимира Андреевича к Иоанну, оставшиеся верными своему долгу бояре решили не допускать его более к больному. Но тут неожиданно выступил в пользу Владимира Андреевича новый защитник. Это был не кто иной, как поп Сильвестр, занимавший исключительно близкое положение при государе и имевший такое большое на него влияние. Сильвестр, давний сторонник Владимира Андреевича, стал говорить вопреки очевидности: «Зачем вы не пускаете князя Владимира к государю? Он государю добра хочет». Тогда бояре, присягнувшие Димитрию, отвечали Сильвестру: «Мы дали присягу государю и сыну его, по этой присяге и делаем так, как бы их государству было крепче».

Смута во дворце продолжалась и на следующий день.

Иоанн собрал всех бояр и начал им говорить, чтобы они присягали его сыну в передней избе при князьях Мстиславском и Воротынском, так как самому ему ввиду болезни крайне тяжело присутствовать при этом; затем, обращаясь к уже присягнувшим, он им напомнил их присягу и сказал: «Если станется надо мной воля Божия и умру я, то вы, пожалуйста, не забудьте, на чем мне и моему сыну крест целовали: не дайте боярам сына моего извести, но бегите с ним в чужую землю, куда Бог вам укажет; а вы, Захарьины! Чего испугались? Или думаете, что бояре вас пощадят? Вы от них будете первые мертвецы; так вы бы за сына моего и за мать его умерли, а жены моей на поругание боярам не дали».

А. Новоскольцев. Иван Грозный

Услышав это, крамольные бояре, по словам летописи, испугались жестоких слов государя, страшась в случае его выздоровления получить суровую кару, и пошли приносить присягу Димитрию, но, конечно, неискренно.

Князь Иван Турунтай-Пронский, подходя к кресту и видя у него князя Воротынского, не удержался и сорвал на нем свою досаду за вынужденный привод к присяге. «Твой отец, – сказал он ему, – да и ты сам после великого князя Василия первый изменник, а теперь к кресту приводишь». – «Я изменник, а тебя привожу к крестному целованию, чтобы ты служил государю нашему и сыну его царевичу Димитрию; ты прямой человек, а государю нашему и сыну его креста не целуешь и служить им не хочешь», – отвечал на это Воротынский; Турунтай-Пронский смутился и молча присягнул. Позднее других бояр, под предлогом болезни, присягнули близкие люди к Алексею Адашеву и Сильвестру – князь Димитрий Курлятев и царский казначей Никита Фуников. Наконец, видя, что государь не умирает, присягнул и князь Владимир Андреевич Старицкий, выдав особую грамоту не думать о царстве, а в случае смерти Иоанна признавать Димитрия своим законным государем; мать же князя Владимира долго не хотела прикладывать своей печати к этой грамоте, а когда ее приложила, то громко сказала: «Что значит присяга невольная?»

Из бояр, присягнувших добровольно, тоже далеко не все были тверды в своем крестном целовании. Так, князь Димитрий Палецкии, дочь которого была замужем за братом Иоанна – Юрием, присягнул одним из первых, но послал тотчас же сказать князю Владимиру Андреевичу и его матери, что если они дадут Юрию удел, завещанный ему отцом, то он, Палецкии, тоже будет помогать им добывать царский престол.

Иоанн выздоровел. Очевидно, что поведение окружающих его должно было произвести на него самое глубокое впечатление. Он ясно понял, что ему ни на кого безусловно полагаться нельзя. Лаже самые близкие люди, которых он вывел из ничтожества – Сильвестр и Адашев, хотя и согласились присягнуть, но держали себя двусмысленно. Сильвестр горячо заступался за Владимира Андреевича, а отец Адашева прямо принял сторону последнего. Не могли внушать большого доверия и бояре, присягнувшие Димитрию по первому требованию, как князь Димитрий Палецкии: у многих это было, конечно, делом простого расчета в предвидении, что государь выздоровеет.

Во всяком случае, Иоанн имел полное основание убедиться в том, что боярская партия, временно смолкшая и как бы уступившая свое место новым людям, выдвинутым молодым государем, осталась по-прежнему чрезвычайно сильной, причем эти же новые люди, Сильвестр и Адашев, старались укрепить свое положение не беспредельной преданностью к Иоанну, его наследнику и супруге, а приобретением сторонников именно среди старой боярской партии.

Разочарование молодого государя в окружавших его людях, на полную преданность которых он имел все основания рассчитывать, усугублялось еще тем обстоятельством, что при всем желании он не мог заменить их и найти соответствующих сотрудников в каком-либо другом слое общества. Вот, очевидно, почему Иоанн, после выздоровления, решил подавить свое недовольство в глубине души и ничем не выразил немилости как князю Владимиру Андреевичу Старицкому, так и другим боярам. Но нет сомнения, что с этой поры им овладел мучительный недуг недоверия, каковое душевное страдание особенно свойственно монархам.