Сказание об Ольге - [8]

Ан не тыщу, выше забирай! Две тыщи. Три. Пять тысяч, вот сколько!

Поверили, дурни, что наша Ольга пойдет за их Мала! Ольга за Мала, как это быть могло? И того ему довольно, что на мертвую его башку поставила ногу свою. Разве что за греческого императора ее отдадим, не меньше.

Где Мал? И могилы его не найти. Где Ольга? Вот она с нами, проблиставшая молнией, прогремевшая громом!

К кому ее приравняем? К кому ж, если не к тому, чьи корабли ходили на парусах по суше? Чей щит на царьградских вратах? Кто, хитрый как змий, у Аскольда и Дира лукавством взял Киев?

Только с Олегом сравняем нашу Ольгу, больше ни с кем. Но даже его расправа не была столь пышна, и громка, и хитроумна.

Святослав вошел в годы мужества. Ему исполнилось двенадцать лет.

Среди челяди была девица Малуша. Вместе с братом Добрыней ее пленили еще в младенчестве, выросли оба на Ольгином дворе.

Едва войдя в мужество, Святослав повадился что ни ночь ходить к Малуше. Ольга уговаривала:

— Повременил бы, сынок, хотя бы годик. Хотя бы усики подросли.

Асмуд, воспитавший Святослава, заступался:

— Живет молодец как ему живется. Пусть живет, пока жив.

— Да зачем Малуша, что ты в Малуше нашел? Чернавка и чернавка, за свиньями ходит. Возьми другую какую-либо, мало ли их у нас!

— Не хочу другую, — отвечал Святослав.

— Уж и Добрыня, — говорила Ольга, — старшим дерзить стал, перстень завел со смарагдом, в родню норовит.

Все же перевела Малушу из свинарника в дом.

Однако, переведя, призвала советников: Свенельда, Асмуда и древнего Гуду — ему было уже за сто, и говорил он по большей части о том, что было сто лет назад, но, видно, прочней молодых были его перебитые кости, рассыпаться не собирались.

— Время женить князя Святослава, — сказала Ольга.

— Время, — подтвердили советники.

— Не абы на ком, а чтоб нам от его женитьбы честь была. Что такое земля богатая, у народов на наши богатства глаза горят, а чести мало, вовсе не по состоянию нашему нам честь.

— Бить их надо, народы, — сказал Свенельд. — Будет страх — будет честь.

— Настолько непривычны к чести, — продолжала Ольга, — что и не разумеем ее как бы следовало, даже у кровного моего дитяти нет соображения, что оно — князь над князьями, валяется дитя с чернавкой на рогоже. Вы мне скажите: какого состояния и нрава Оттон-император? Великолепно ли живет, и крепко ли сидит на престоле, и имеет ли дочерей?

— Живет, по слухам, в достатке, — сказал Асмуд, — многими владеет поместьями, живностью всякой, даже львов держит в одном из замков.

— Но до царьградских ему далеко! — сказал Гуда.

— Воин знатный, — сказал Свенельд. — Во всех концах света земли повоевал.

— Книголюб, — сказал Асмуд. — Овдовев, грамоте выучился, да так хорошо, что может в совершенстве книги читать и понимать.

— В кости играть мастер, — сказал Свенельд.

— С греческими владыками подобает родниться, — сказал Гуда. — Святослав — внук Рюрика!

— Больно гордые греки, — сказала Ольга.

— Только их цари, — сказал Гуда, — истинные базилевсы перед миром. А нынешний Константин рожден в багрянице. В его роду надо искать невесту.

— А что чести нам маловато, — сказал Асмуд, — может, и наши люди в том не без вины. Вот, сказывали мне, посылал к нам тот же Оттон монаха Адальберта из города Трира. С проповедниками, с дарами. Ну, у нас им известно что сделали: дары отняли, проповедников перебили. Сам Адальберт еле ноги унес, сказавши: «Время спасения еще не наступило для сего народа». А что человек не малый, видать из того, что после этого посольства назначил его Оттон архиепископом Магдебургским.

— Зря дали уйти Адальберту, — сказал Свенельд. — Можно было выкуп взять у Оттона.

Она их отпустила и велела позвать священника Григория из церкви святого Илии. Уже не раз она его призывала.

Пришел сухопарый грек в разлетающихся длинных одеждах. Поднял чистую руку, рукой начертал в воздухе крест между собой и Ольгой.

— Говоришь, значит, — она спросила, — что, умерев и истлев и лежа в земле в виде скелета, я в то же время буду жива-здорова у бога на небесах?

— Так, — он подтвердил, — если примешь крещение.

— Не могу понять.

— Уверовать нужно. Вера более могуча, нежели понимание. Крестись, и придет вера. Ты сейчас постигнуть не можешь, как все переменится в тебе и вокруг тебя, когда погрузишься в купель и дух святый воспарит над тобой. В тот же миг святые мученики со всех икон устремят к тебе взоры и протянут невидимо длани, готовые своим заступничеством прийти к тебе на помощь в любой беде. И в доблестном круге христианских государей ты станешь равновеликой и равночестной. И после смерти душа твоя не будет качаться на ветке, как вы, злосчастные, веруете, в виде бесстыже нагой и мокрой русалки — тьфу, невежество! — а покинув мерзкую и тленную свою оболочку, прямо вознесется в горние дали к престолу всевышнего и пребудет там в блаженстве во веки веков.

И рассказал, какой у горнего престола блеск и роскошь и поют сонмы ангелов, хваля господа.

— Оттуда, — говорил, — нисходит к нам всякая милость и всякий гнев, так что знай, если налетят печенеги — это от него наказание за грехи наши, а если печенеги отвлекутся к дунайским племенам, стало быть, он нас простил. Также если весна дружная и грозовая и хлеба политы обильно и своевременно, это господь бог дарует нам свое благоволение.