Сказание о верном друге. Тайна седого тугая - [35]

К середине дня с трудом добрались они до можжевельниковой поляны: часто приходилось садиться в снег и отогревать окоченевшие ноги.

Медведь к своему запаснику не приходил. Зловредные гиены тоже не раскопали сурков, припрятанных в яме: ни единого следочка не видно на искристом снежном насте, разве что вороньи отметины.

Не сразу нашел Лан, где закопаны тушки сурков, потому что снежные метели сровняли неровности земли. Помогла старая поваленная арча. Не без труда добыли они зверьков из-под снега и смерзшихся комьев.

Мальчики зубами грызли твердое как камень мороженое мясо и жадно жевали его. Муна оказалась терпеливее. Над огнем она отогрела большущий кусок, пока не закапал с него жир, обжигаясь, ела сочное горячее мясо.

Недоеденный кусок протянула Лану. Тот вцепился зубами в пахучее и мягкое мясо и осклабился: с первого же раза по вкусу пришлась ему такая еда.

В племени таж никогда еще не ели поджаренного над огнем мяса, а только вяленое или сырое.

Так незаметно для себя Муна сделала важное открытие — впервые изжарила на огне мясо.

Насытившись, ребята закопали медвежий запасник — там еще оставались мороженые тушки сурков — и принялись рубить для факелов смолистую арчу…

К вечеру с большими вязанками на плечах приблизились они к медвежьему долу.

Зурр и Муна дрожали не только от холода, да и Лан уже не чувствовал прежней уверенности. Но отступать нельзя: без теплого жилья они пропадут.

Сурово поторапливал Лан своих друзей.

На этот раз они подбирались к норе зверя со стороны уступа, в котором зияла медвежья пещера.

Оставив ребят в ложбинке, неподалеку от края уступа, Лан осторожно подполз к хилой кривой березке, чудом зацепившейся корнями за расщелину на самом краю. Пещера оказалась как раз под ним.

Было еще достаточно светло.

Пристально разглядывал мальчик нетронутый снег между каменными глыбами у выхода из норы, будто медведь мог прошмыгнуть мышью, не оставив заметного с высоты уступа следа. Кое-где виден был лишь старый, сильно припорошенный след громадных лап, ведший в нору. Значит, зверь в логове.

Прихватив толстый ивовый кол, Лан в сопровождении волка поспешил к заснеженным громадным орешинам, в обход норы. К этим орешинам выходила звериная тропа от логова.

Уже совсем стемнело, когда тенями скатились в ложбинку Лан и волк. Глаза мальчика возбужденно блестели.

— Разжигайте большой костер, — проговорил он, с трудом переводя дыхание.

У Муны от страха и холода лязгали зубы, а Лан все торопил.

Выше и выше поднимается пламя от костра.

С зажженными факелами приблизились к краю уступа. Маленький Орел торопливо спустился на скалу, что возвышалась у входа в пещеру, и приказал:

— Бросайте!

Полетели вниз горящие головни, и вот уже трещит, разгорается костер в устье пещеры, жаркий воздух и ароматный дым от арчи взвивается вверх, к звездному холодному небу.

Став на колени, Лан широко размахнулся и швырнул горящий факел в черную глубину пещеры, затем второй, третий…

Муна подавала ему новые факелы, а он швырял и швырял.

Ужасающий рев раздался из норы: проснулся, наконец, хозяин. Видно, крепко спал, раз землетрясение не разбудило. Проснулся, когда огнем припекло.

На какое-то время страх охватил ребят. Лан по-кошачьи вскарабкался на уступ и бросился в темноту вслед за Муной и Зурром, но остановился возле костра в ложбинке, схватил охапку горящих факелов и крикнул:

— Йо-о-хо! Йо-о-хо!

Этот боевой клич племени должен был вернуть беглецов.

А медведь в это время метался по тесной норе и истошно ревел. Убежать бы зверю от неведомо откуда свалившейся напасти, да вход сплошь охвачен пламенем. Несколько маленьких огней пылает внутри пещеры, и медведь не в силах бороться с этим страшным врагом.

Но вот новые горящие головни полетели внутрь пещеры. Одна угодила в голову, другая запуталась в шерсти, жжет нещадно.

Накалился воздух в норе, дым разъедает глаза.

Обезумел от боли и страха могучий зверь, ринулся наружу через огненный вал, затлела, задымилась шкура, нестерпимая боль вцепилась в ступни. Вихрь искр взвился в небо. Разметал медведь костер по снегу, помчался с ревом между глыбами, тяжко натыкаясь на острые каменные выступы, будто сослепу.

Тлела и чадила на нем шерсть, и поэтому в ночи виден был путь его. Вот он уже у орешин…

От нового рева содрогнулся воздух, показалось, будто качнулись звезды. Эхом откликнулись дальние скалы на звериный крик.

Долго из непроглядной темноты доносился то затихающий, то вновь усиливающийся рев.

Эту ночь, уже третью по счету, не спали ребята, но не от холода — в неглубокой пещере было тепло и сухо, — страх и возбуждение прогнали сон.

Сидели у огня, прислушивались к звукам снаружи и молчали. Острый звериный запах, сохранившийся в пещере, бил в ноздри, беспокоил.

Что принесет им новое утро?

Незадолго перед рассветом начался снегопад. Мелкий сухой снежок споро укутывал землю. Снежинки то неслись нескончаемым каскадом над скалами, гонимые порывом ветра, то грациозно кружились в свете костра, в промежутках между порывами.

Пришел волк. Пришел со стороны орешин, откуда всю ночь доносился медвежий рев. Значит, он знает, что там случилось. Жаль, говорить не может.