Сказание о Великом Рыцаре Легком и Его Крутобедрой Подруге и Соратнике Сереге - [5]

— Серега! заорал он в трубку, — Это что еще за фокусы?! Ты что это моих людей пугаешь? Володька заявился на работу в одиннадцать часов. С ним этого сроду никогда не бывало. Что там Сергей Леонидович Блок пробубнил в трубку, никто не слышал, но Константин закричал опять:

— Какая такая информация? Ну так бы сразу и сказал. Нет, в обед нельзя. Приходи часика в четыре, у нас в это время что-то вроде производственного собрания, и писюк свободен. Какой пароль? А что там написано? Диск reboot user? Короче, открываешь флопарь и никакого тебе ребоута. Значит так, папка называется RAZBЕRI. Там все, что нагребли за день и еще не разобрали. Дискеты? Дискеты может и не хватить. Возьми на всякий случай парочку или хотя бы хайденсик. Архиваторами полдьзоваться умеешь? Ладно, спросишь Лидочку, она научит. Не архивариус, а архиватор. марахайка такая. Короче, в четыре часа минут двадцать могу дать, на большее не расчитывай. Или покупайте мне еще одну писишку. Ну не знаю, сколько стоит. И чтоб никакой красной. В крайнем случае желтая.

В четыре часа у них действительно было что-то вроде производственного собрания. Собирались в комнате, которая обычно служила для заключения договоров, пили приготовленный Лидочкой кофе и в вольной форме докладывались о результатах работы. Если результатов не было, не докладывались. Нет да нет, уговаривали своего единственного программиста написать еще одну программу. Программист был очень грамотный и программы писал очень грамотные, друг на друга ориентированные. Лишних вопросов не задавал и работал быстро, но его все время надо было уговаривать. Если это не помогало, Константин произноси самую страшную свою угрозу: — Ладно, Толик, говорил он миролюбивым голосом, занят, значит занят. Сам напишу. На бейсике.

Каждый раз реакция программиста была абсолютно предсказуемой. Он кипятился, взрывался, выяснял имена и форматы входных и выходных и убегал работать. Работал он дома на благородном Паскале и высоком Си, а кухонный бейсик считал абортом цивилизации. У программиста был еще один недостаток. Он никогда не говорил о существовании параллелных разработок. А если и говорил, то в таких выражениях, что пользоваться этими самыми разработками мог только совершенно уж бесчуственный идиот. Впрочем, пользовались все, а Легкий в первую очередь. Эта самая разработка под названием "множественная корелляция устраивала его во многом, но не во всем. Вот для этого-то и не всего надо было писать дополнительный модуль, а значит признаваться программисту, что он использует чужое ПО. а от таких вещей беднягу мог хватить удар. А то, что работать откажется, так это уж, как говорится, на все 100.

— Начнет ведь, гад, писать такой-же пакет, сказал Константин, — ознакомившись с проблемой, — И наверняка протянет месяца на два, не меньше. Давай-ка это представим как данные, полученные из стороннего источника. Может тогда удастся что-нибудь сделать. Ну и дискетки придется этому подлецу купить. С чем это он их там ест, совершенно не представляю. А пока что вы смотрите насчет того чтобы развеяться сменить обстановку?

— С удовольствием ответил Легкий но сначала развяжу пару хвостов

____________________

Чем дольше Легкий служил у Константина, тем сильнее он чувствовал себя мужем, который обо всем узнает последним. В лавочке явно шевелились какие-то непонятные впрочем некриминальные дела. Причем, понять, какие, было совершенно невозможно. Хотя, конечно, если откровенно говорить, Легкий особенно и не пытался. Работа была интересная, зарплата — не менее интересная, а коллектив более интересный, чем зарплата. Но вот этот-то коллектив себя и вел совершенно непонятно. Появлялись какие-то незнакомые рожи, исчезали знакомые. Потом они появлялись в каком-то ином странном виде — одни обветренные загорелые, другие выглядели как после долгой попойки. Третьи выглядели так же, как обычно, но начинали себя как-то странно вести. Последним в максимальной степени соответствовала Влада, которая вдруг ни с того ни с сего совершенно бесстыдным и откровенным образом начала приставать к Легкому, ни в коей мере не скрывая своих намерений, скорее, даже наоборот. Надо сказать что у Легкого было что-то такое что нравилось женщнам но каки они обэтом догадывались понять было совершенно невозможно потому что что то такое он прятал под двумя слоями материи сначала трусов а потом штанов. Извлекал же наружу редко совсем для других целей без свидетелей и в нерабочем состоянии. Но орентация Влады на что-то такое была столь сильна что она могла найти это где угодно в темноте и против ветра

— Не могу, — сказал Легкий, — С полячками не взаимоотношаюсь.

— Я только наполовину полячка, — сказала Влада, — Причем на верхнюю. а нижняя половина у меня здешняя отечественная. Болие того отмеченая знаком качества

— А кем?

— Неважно И я считаю, что ты должен с ней что-нибудь сделать.

— Я ничего достойного не могу с ней сделать, — ответил Легкий, Вот уже сетьдесят лет как я бесповоротный и неустойчивый импотент.

— А до этого кем был? — спросила Влада.

— Пассивным онанистом-гомосексуалистом, — ответил Легкий.